< etnografiya/o-vremeni-obrazovanija-haraktere-i-nazvanijah/' />

О времени образования, характере и названиях удмуртских объединений ватка и калмез (историографическая справка)

В настоящее время, благодаря осуществленной В. В. Напольских публикации дневниковых записей Д. Г. Мессершмидта[1] , относящихся ко времени, когда последний проезжал по территории расселения северных удмуртов (декабрь 1726 г.), очевидно, что немецкий ученый был первым исследователем, отметившим существование у удмуртов объединения калмез.. В частности, Д. Г. Мессершмидт писал, что в д. Балезинской местные удмурты сообщили ему, что «мурдвины или мурды», живущие около Казани, «называются калмез-мурд(Kalmes-Murd), точно по <названию> реки Калмес (Kalmess)» [2]. Самому факту фиксации этого слова предшествовало, очевидно, некоторое недопонимание обоих сторон относительно предмета разговора.. Как следует из контекста, немецкий ученый пытался узнать у своих информаторов удмуртское слово для обозначения мордвы, тогда как они, очевидно, услышав в этнониме поволжского народа знакомое мурт (удм. ‘человек’), сообщили ему название своих южных соседей-удмуртов, живших вдоль р. Кильмезь (удм. Калмез). Впрочем, в нашем случае, это не имеет особого значения. Более примечателен и непонятен последующий пассаж Д. Г. Мессершмидта, в котором он сообщает, что название самой реки в переводе означает ‘щука’. Поскольку ни в одном из поволжских языков слова с таким значением нет, это утверждение немецкого ученого В.В. Напольских считает «абсолютно темным местом»[3] ..

К сожалению, в силу ряда причин, о которых подробно во введении к изданию пишет В. В. Напольских, дневниковые записи Д. Г. Мессершмидта длительное время оставались невостребованными, поэтому следует считать, что первое в научной литературе упоминание об удмуртских объединениях ватка и калмезсодержится в опубликованной Б. Г. Гавриловым легенде «Ватка и Калмезы» [4], в которой помимо фольклорного сюжета, находится пояснение составителя сборника удмуртской словесности, что «вообще малмыжские, сарапульские и казанские вотяки называются глазовскими калмезом, а самих себя называют глазовские ватка». И более конкретно, что «вотяки из племени калмез» это те, которые «пришли из-за реки Кильмези», тогда как «племя ватка» продвинулось на занимаемую ими территорию со стороны «города Вятки». Поскольку наблюдения Б. Г. Гаврилова подтвердили Г. Н. Потанин [5] и А.А.Спицын [6], сюжет о двух удмуртских «племенах» в последующем прочно вошел в местную историко-этнографическую литературу. Так, уже в работах того же А.А.Спицына мы встречаемся с попытками рассмотреть историю расселения обоих «племен» с начала II тысячелетия н.э. Он же первым попытался сопоставить название удмуртов-ватка с гидронимом Вятка: «Самое название реки и области, – писал он, – несомненно, происходит от названия вотского племени ватка, которое по преданиям вотяков жило некогда на том месте, где впоследствии построен был г. Хлынов»[7] . Впрочем, несмотря на поддержку этого вывода со стороны некоторых ученых[8] , впоследствии высказывания самого А.А.Спицына по этому поводу стали более осторожными[9] . В то же самое время удмуртский исследователь Г.Е.Верещагин в своих произведениях пояснял для читателей, что удмурты, называющие себя ватка, являются выходцами «из Вятки или Вятской страны», а калмезами считают себя лишь удмурты, проживающие в местностях «орошаемых Кильмезью» [10].

Таким образом, уже в дореволюционной литературе наметились два подхода к трактовке характера удмуртских, как тогда писали, «племен» ватка и калмез. Если некоторые исследователи и, в частности, упомянутый А.А.Спицын склонны были считать их образованиями, история которых уходит в глубокую древность, то другие, в числе которых был и Г.Е.Верещагин, видели в этих объединениях всего лишь локальные группы удмуртов, названия которых связывались с историческими районами их проживания. Объединял сторонников обоих подходов исключительно один термин «племя», которым они обозначали интересующие нас подразделения удмуртов. Впрочем, последний в то время имел нейтральную окраску и еще не успел приобрести того социологического значения, которое ему было позднее предписано советской этнологией. С позиций последней племя, как и племенная организация являлись одними из атрибутов первобытного строя. Первоначальное же значение этого слова – «потомство некоего лица», в котором трудно выявить какой бы то ни было намек на «первобытность», было оттенено и фактически упразднено не без влияния известной работы Л.Г.Моргана «Древнее общество», определением племени, как «формы общности людей, свойственной первобытнообщинному строю». Имено в русле последнего и стали отцениваться удмуртские «племена» в работах, увидевших свет уже после революции.

Одним из основоположников такой «историографической традиции» стал М.Г.Худяков, попытавшийся в своей работе «Вотские родовые деления» проследить древнейшую историю и определить родовой состав обоих “племен”. Этот же автор, приводя слова мордовского этнографа М. Е. Евсевьева о том, что у части мордвы существует “воспоминание о каком-то народе, делившемся на два племени – ‘Кельмаз’ и ‘Ветьке’”, весьма осторожно, намекая на удмуртские “племена” калмез и ватка, вопрошает: “Не имеем ли мы в данном случае дела с отголоском той отдаленной эпохи, когда мордва где-либо соседила с вотяками?” [11], тем самым закладывая еще один кирпичик в основание гипотезы об особой древности этих объединений, которые по мысли другого автора – М.О.Косвена, настолько архаичны, что отнесение их к тому «соединению, которое именуется племенем…еще не достаточно обосновано» [12] . К этому же времени относятся ненаучные попытки объяснения происхождения названий ватка и калмез автора «нового учения о языке» Н. Я. Марра[13] . В дальнейшем в работах исследователей, в особенности археологов, несмотря на существовавшие разногласия в освещение этапов сложения удмуртского народа, практически всегда присутствовал сюжет об удмуртских «племенах» ватка и калмез, якобы принявших участие в этом процессе [14].

Показательными в этой связи являются этногенетические построения В.Ф.Генинга, полагавшего, что объединения ватка и калмез связаны с “с кругом северных племен” – “ватка – угро-самодийцы, проникшие в Прикамье в конце I тыс. н. э.” (основанием для такого заключения, по словам самого автора, послужило наличие у ямальских ненцев рода Водь~Водо)[15] ; влиянием самодийцев на пермян объяснялось и второе название, в котором начальный слог кал- сопоставлялся с созвучными словами куле~кула “ворон; ворона” в языках самодийских народов (в ненецком хулы “ворон” [16] – В.Ч.), а второй слог –мез с прибалтийско-финским апеллятивом mees~mies “человек”, т. е. название калмез, исторически возводившееся В.Ф.Генингом к населению, оставившему памятники Чегандинской (III до н. э. – II в. н. э.) и Азелинской (III – V вв. н. э.) археологических культур,якобы должно было означать “люди ворона”, в соответствии с гипотетическим тотемом «племени» [17]. Такие трактовки названий объясняются весьма распространенным в работах В. Ф. Генинга “миграционным компонентом”, который, впрочем, в дальнейшем опровергался либо самим исследователем, либо его коллегами. Беспочвены данные “этимологии” и с лингвистической точки зрения.

Впрочем некоторые выводы В.Ф.Генинга до сих пор пользуются популярностью у отдельных авторов. К их числу относится и М.Г.Атаманов, усвоивший отождествление калмезов с населением Чегандинской археологической культуры, а также вслед за В.Ф.Генингом полагающий, что в многочисленных в Среднем Поволжье ойконимах Калмаш, в действительности образовавшихся от тюркского по происхождению мужского имени Калмаш, следует видеть отражение «племенного» названия калмез. Правда этимологии, предложенные археологом М.Г.Атаманова, как прослушавшего курс филологического факультета, не устраивают: он и поддерживающий его В.Е.Владыкин, весьма стойко придерживаются точки зрения, согласно которой оба «племенных» имени произошли от названия тотемов [18]. Якобы тотемом первого “племени” являлась ‘рыба’ (для этого удм. калмез сопоставляется с прибалтийско-финскимkala ‘рыба’ и mies~mees ‘человек’, а второго, проживавшего по их мнению в конце I тыс. н. э. по среднему течению Вятки и передавшего ей свое имя – ‘выдра’ или ‘бобр’ (якобы удм. ватка вад ‘выдра; диалект. бобр’ + -га – “аффикс, широко представленный в воршудно-родовых именах удмуртов” [19](при этом, не объясняется в соответствии с какими фонетическими законами удмуртского языка произошел переход вадга > ватка и далее из удм. ватка > рус. Вятка)..

Одними из первых критические замечания в отношении указанных этимологий были высказаны в работах Л.Н.Макаровой и С.К.Белых. Первая со всей определенностью заявила, что «фонетические законы удмуртского и русского языка не дают основания для преобразования слова ватка в Вятка». «Не этническое племя удмуртов, – продолжает она, – а северные удмурты в соответствии с их географическим размещением стали называться «ватка» в соответствии с особенностями фонетики и акцентуации удмуртского языка»[20] (ср. адаптация рус. ряд > удм. рад). Само же название «Вятка», по ее мнению, может быть связано со славянской основой вят-(вент-), означающей «большая [река]». Со своей стороны, в отношении этимологиикалмез («рыба-человек»), С.К.Белых справедливо отмечает, что в качестве тотема племени не может выступать весь класс рыб. К сожалению, предложенная им самим версия происхождения данного названия (< удм.кылемез ‘остатки’ [21]) выглядит весьма натянутой и не может быть признана удачной. Более того, сам исследователь при этимологизации исходил из тезиса об изначально «племенном» (resp.. первобытном, см. выше) характере удмуртских объединений ватка и калмез, что обнаруживает себя также и в соответствующих авторских статьях в энциклопедии «Удмуртская Республика»[22] . Правда, в настоящее время, как следует из недавней публикации, С.К.Белых стал рассматривать удмуртов ватка и калмез в качестве исключительно территориальных образований[23] .

Автор настоящей работы еще в период написания диссертации столкнулся с необходимостью пересмотра устоявшихся в удмуртской историографии представлений относительно внутриэтнических подразделений удмуртов[24] . В отношении удмуртских «племен», мы постарались возродить, фактически забытое к тому времени их восприятие, как изначально обязанных своему существованию территориальной общности: ватка – удмурты, жившие в пределах Вятской земли, т. е. «вятчане» (следовательно, оформиться это объединение могло не ранее возникновения Вятского государства); что же касается в отношении калмезов, то тут нам остается только повторить слова удмуртского ученого Г.Е.Верещагина, что так назывались удмурты, проживающие в «орошаемых Кильмезью» местностях. Трудно определить время появления  самого термина калмез, поскольку неизвестным остается происхождение названия удмуртской реки, являвшегося первичным. Однако не без основательное предположение о тюркских корнях гидронима, высказанное В.В.Напольских, который в комментариях к дневнику Д.Г.Мессершмидта, так же пишет об изначально территориальном характере сложения удмуртских объединений ватка и калмез[25] , позволяет представить хотя бы относительную дату возникновения последнего.

Заканчивая данную работу отметим справедливость слов М. Е. Евсевьева (см. выше): у мордвы действительно существуют указанные им этнонимы, которые используются не для двух “племен” одного народа, как это следует из интерпретации его слов М. Г. Худяковым, а для обозначения двух разных народов – чуваш (морд. ветьке) и татар (с данным значением в мордовском словаре Х. Паасонена в качестве “тайных слов” отмечены мокшанское k’el’maj, k’el’maz и эрзянское k’al’mas [26]). Таким образом, мордовские этнонимы ветькеи кельмаз (+ варианты), обозначающие два соседящих с мордвой народа Среднего Поволжья кроме, безусловно, поразительного внешнего сходства с названиями территориальных групп удмуртов ватка и калмез, в историко-этнографическом плане не имеют с последними ничего общего.


[1] Напольских В.В. Удмуртские материалы Д. Г. Мессершмидта. Ижевск, 2001.

[2] Там же. С. 37-39, 85.

[3] Там же. С. 131-132.

[4] Гаврилов Б. Произведения народной словесности, обряды и поверья вотяков Казанской и Вятской губерний. Казань, 1880. С. 148-150.

[5] Потанин Г.Н. У вотяков Елабужского уезда // Известия Общества археологии, истории и этнографии. Т. III..Казань, 1884. C.. 193-194. Здесь атор выдает совершенно фантастическую гипотезу об общих корнях названиякалмез с именами древних клобуков и колпингов..

[6] Спицын А.А. Приуральский край. Археологические розыскания о древнейших обитателях Вятской губернии // Материалы по археологии восточных губерний России. Т.I. М., 1893. С. 93.

[7] Спицын А.А. Свод летописных известий о Вятском крае // Календарь Вятской губернии на 1884 г. Вятка, 1883. С. 156-157

[8] Кудрявцев В.Ф. Старина, памятники, предания и легенды Прикамского края // Календарь и памятная книжка Вятской губернии на 1897 г. Вятка, 1896. С. 168.

[9] Спицын А.А. Приуральский край. Археологические розыскания о древнейших обитателях Вятской губернии. С. 93.

[10] Верещагин Г.Е. Вотяки Сарапульского уезда Вятской губернии. СПб., 1889. С.76, 79; его же. Человеческие жертвоприношения вотяков // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1911. № 10, 12. С. 787.

[11] Худяков М.Г. Вотские родовы деления // Известия общества археологии, истории и этнографии. Т. XXX. Вып. 3. С. 339–354; Т. XXXI. Вып. 1. Казань, 1920. С. 1–18.

[12] Косвен М.О. Распад родового строя у удмуртов // На удмуртские темы. М., 1931. С. 34.

[13] Марр Н.Я. Приволжские и соседящие с ними народности в яфетическом освещении их племенных названий // Избранные работы. М.-Л., 1935. Т. V. С. 299.

[14]См.. напр.: Генинг В.Ф. Этногенез удмуртов по данным археологии // Вопросы финно-угорского языкознания. Вып. 4. Ижевск, 1967. С. 271-278;Владыкин В.Е. К вопросу об этнографических группах удмуртов // Советская этнография. 1970. № 3. С. 37-47; Его же. Проблема этнических подразделений в удмуртском этносе // Вопросы советского финно-угроведения. Петрозаводск, 1974. Ч. I. С. 67-68; Семенов В.А. К вопросу об этническом составе населения бассейна р. Чепцы по данным археологии // Материалы по этногенезу удмуртов. Ижевск, 1982. С. 58; Голдина Р.Д. Проблемы этнической истории пермских народов в эпоху железа (по археологическим материалам) // Проблемы этногенеза удмуртов. Устинов, 1987. С. 26-27; Иванова М.Г.Основные этапы этнической истории северных удмуртов // Новые исследования по этногенезу удмуртов. Ижевск, 1989. С. 5-19; Шутова Н.И. Формирование этнографических групп удмуртов (к постановке проблемы) // Там же. С. 80.

[15] Генинг В.Ф. История населения удмуртского Прикамья в Пьяноборскую эпоху // Вопросы археологии Урала. Вып. 10. Ижевск, 1970. С. 201, 204.

[16] Русско-ненецкий словарь. М., 1948. С. 41.

[17] Его же. Мазунинская культура в среднем Прикамье // Вопросы археологии Урала. Вып. 7. Ижевск, 1967. С.76; Его же. История населения удмуртского Прикамья в Пьяноборскую эпоху. С. 199.

[18] Владыкин В.Е. Религиозно-мифологическая картина мира удмуртов. Ижевск, 1994. С. 255; Атаманов М.Г. По следам удмуртских воршудов. Ижевск, 2001. С. 190.

[19] Критику методологии М.Г.Атаманова см.: Чураков В.С. Происхождение названий удмуртских родов // Lingustica Uralica. T. XLI. № 1. Tallinn, 2005. С. 43-57.

[20] Макарова Л.Н. Древнее наименование города Кирова (Вятка – Хлынов) // Вятская земля в прошлом и настоящем. Т. II. Киров, 1992. С. 7.

[21] Белых С.К. Об этнониме калмез // Вордскем кыл. Ижевск, 1992. № 3. С. 64-68.

[22] Белых С.К. Ватка // Удмуртская Республика: Энциклопедия. Ижевск, 2000. С. 222; его же. Калмез // Там же. С. 384.

[23] Его же. К вопросу о происхождении самоназвания бесермян // VIII Петряевские чтения. Материалы конференции. Киров, 2005. С. 134.

[24] Чураков В.С. Южные удмурты в X – середине XVI века (проблемы социально-политической истории). Автореферат дисс. на соиск. уч. ст. к.и.н. Ижевск, 2001. С. 19-20; Его же. К критике воршудной теории // Финно-угроведение. Йошкар-Ола. 2003. № 2. С. 1-18.

[25] Напольских В.В. Удмуртские материалы Д. Г. Мессершмидта. С. 131-132.

[26] H. Paasonens Mordwinisches Worterbuch. Bearbeitet und herausgegeben von Martti Kahla. Bd. 1-5 / Lexica Societatis Fenno-Ugricae, 23:1-5. Helsinki, 1990-1996. С. 694.


 

[*]Чураков Владимир Сергеевич, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник отдела истории Удмуртского института истории, языка и литературы Уральского отделения РАН. Сфера научных интересов: средневековая этнополитическая история Прикамья, этносоциальная структура удмуртского этноса.


Яндекс.Метрика