Библиотека

Татьяна Титова
Вадим Козлов[*]

Маргинальность и толерантность выходцев
из этнически-смешанных семей*

Интенсивные процессы глобальных социально-экономических и политических преобразований, проходившие в постсоветской России на фоне резко возросшего 90-е гг. этнического самосознания, или даже «этнической мобилизации», значительным образом сказались на состоянии российского общества в целом. Произошла его своеобразная «мозаизация», в результате чего реальностью стало не только этническая, социальная, религиозная и какая-либо другая стратификация, но в первую очередь снижение уровня толерантности «агентов» различных страт по отношению друг к другу. Общий негативный фон в российском обществе был настолько высок, что в течение последнего десятилетия XX в. в стране регулярно происходили серьезные политические (осень 1993 г.), социально-экономические (забастовки шахтеров, дефолт 1998 г.) кризисы и этнические конфликты (ингушско-осетинский 1992 г., две чеченские компании). Определенный спад общественного напряжения наметился на рубеже веков с приходом нового политического руководства и улучшением социально-экономической конъюнктуры в стране. Но вот вновь, в последние два года наметился рост ксенофобии и этнической интолерантности. Причем характерными моментами данного всплеска интолерантности стала ее географическая и демографическая специфика. Если раньше этнические конфликты происходили в основном на этнической периферии РФ (в республиках), то в последнее время этнический нигилизм достаточно прочно обосновался в крупных российских городах. Непосредственными участниками и исполнителями актов агрессии стала молодежь.
В связи с этим становится весьма важным попытаться выявить причины, способствовавшие этому и охарактеризовать среду, которая их порождает. Применительно к ситуации в Республике Татарстан следует отметить, что, несмотря на стабильные межэтнические отношения двух основных этнических групп: татар и русских, в крупных городах, таких как Казань и Набережные Челны, в которых весьма высок процент молодежи, в последние годы наметилась интенсификация деятельности молодежных субкультур экстремистского характера, например «скинхедов». И если до сих пор не было открытых проявлений агрессии по отношению к этническим меньшинствам республики, то обилие рисунков и надписей в общественных местах и графити на стенах свидетельствует о росте популярности этого движения в городах, и тогда переход от простой лояльности к активному действию может стать лишь вопросом времени и наличием достаточного повода. В данной ситуации профилактика возможной этнической интолерантности должна строиться на четком знании специфики культурного поля РТ. Применительно к настоящему исследованию следует оговориться, что полученные материалы ограничиваются г. Казанью, но как самый крупный город и столица республики он является весьма репрезентативным ареалом для решения одной из поставленных проблем. Весьма важной чертой г. Казани является его полиэтничность и поликультурность, что в свете вышесказанного становится необходимым критерием при проведении исследования. Нами было опрошено 600 респондентов-выходцев из этнически-смешанных семей (выборка районированная, квотная, возраст 16-30 лет), а также проведен ряд глубинных интервью с представителями этой категории населения г. Казани.
Уточним некоторые теоретические аспекты понятия маргинальная этничность. Для этого кратко рассмотрим генезис обоих составляющих его термином маргинальность и этничность, с тем, чтобы оговорить в каком контексте они будут рассматриваться в дальнейшем и как интерпретируется нами генерируемое из них понятие. Как показывают данные научно-справочного характера, а также ряда исследований, термин маргинальность исторически неразрывно связан с концепцией маргинальной личности, введенной в научный дискурс в 20-е гг. XX в. Р. Парком и получивший дальнейшее развитие в работах американских социологов, в частности Э. Стоунквиста[1] . В настоящее время сложилось несколько подходов в изучении маргинальности, наиболее крупными являются два из них: социокультурный, согласно которому маргинальность – особое социальное отношение, в которое вступает индивид, оказавшийся в определенной ситуации[2] , между двух или нескольких культур. Второй – «стратификационный», согласно которому маргинальность – это характеристика особых социальных групп и слоев, занимающих конкретное положение в иерархически структурированном социальном пространстве: либо самое низкое, либо криминогенное[3] .
В нашем исследовании мы исходили из социокультурного подхода к трактовке маргинальности в силу того, что объектом этносоциологического опроса были именно этнически-смешанные семьи. К этому следует добавить, что современные западные и отечественные социологические словари все-таки подчеркивают, что маргинальность сопряжена с дуальностью этнического самосознания в личном плане[4] . Хотя и отмечают при этом, что маргинальность культурная переплетается с социальной стратификацией и обуславливается социальными процессами [5]. Категория этничность является одной из самых употребительных в современных исследованиях тем или иным образом касающихся этнической проблематики. В последнее десятилетие этничность стала одним из основных предметов изучения и отечественных ученых, вытеснив во многом из научного дискурса базовую категорию советской этнологии – «этнос». В тоже время в научной среде нет единой трактовки данного понятия, в частности некоторые ученые выделяют как минимум 5 подходов к «этничности» [6]. То есть, специфика конкретного научного изыскания определяет во многом трактовку автором этой категории или как социального меньшинства, или этнической группы, или этнической идентичности, социальной границы и т.д. Зачастую универсальный характер термина, не имеющего к тому же адекватного емкого аналога в русском языке, позволяет сочетать элементы из двух и даже нескольких из вышеназванных подходов при его использовании. Для нашего исследования интересен тот факт, что, имея исторические корни в американской науке[7] , до середины 1980-х гг. под «этничностью» в США понимали атрибутику маргинальности и поэтому считалось, что она отсутствует у белых англосаксонских протестантов, читай настоящих американцев[8] . И хотя, как мы отметили выше к настоящему времени термин «этничность» имеет мультипрагматический характер, его связь с проблемой маргинальности является достаточно очевидной, пусть и неоднозначной. В нашем случае, сводя два термина в единое понятие, маргинальная этничность, мы, не претендуя на полную методологическую адекватность, лишь подчеркиваем предмет нашего исследовательского интереса – сферу межкультурного и межэтнического диалога, взаимодействия, как в личностном, так и в групповом плане. Охарактеризовав предмет нашего исследования, отметим, что в качестве объекта изучения мы выбрали выходцев из этнически-смешанных семей, попадающих под категорию молодежь, поскольку именно эта социальная группа объективно является наиболее точно соответствующей определению маргинальная этничность. А, кроме того, как полагают ряд ученых, именно маргинальность может вызвать психическое напряжение и приводить к двойственности и даже разорваности личностного самосознания [9].
Акцентируем тот факт, что деление выходцев из этнически-смешанных семей по этническому признаку на татар и русских является в определенной степени условным, но в тоже время и необходимым при проведении сравнительного анализа, а поэтому этот маркер используется в сочетании с демографическим и гендерным.
Для выявления особенностей когнитивно-эмоционального состояния референтной группы нами использовался ряд вопросов. Одним из наиболее работающих при проведении этносоциологических и этнопсихологических исследований является тест Куна-Тэджфела, который предлагает респондентам в свободной форме описать себя, используя несколько определений, и таким образом, достаточно наглядно показывает уровень этнической востребованности в самосознании человека. В описываемом случае респонденты обеих этнических групп в абсолютном большинстве ни разу из 5 определений не отметили этничность, в качестве личностной характеристики, такую позицию заняли у татар 94,3% мужчин и 92,7% женщин, у русских соответственно 94,8% и 96,5% - выходцев из этнически-смешанных семей. Примечательно, что и у родителей в обеих этнических группах доля ни разу не отметивших этнический фактор практически идентична 96,7% татар и 94,4% русских. Наиболее важными для всех групп респондентов, как показали результаты, являются социальные характеристики, такие как человек, индивид, сын-дочь, отец-мать, профессия, и личностные, описывающие те или иные черты характера. Следует заметить, что уровень этничности в ситуации этнически однородной брачности как показали результаты проводившихся исследований был у татар и русских выше, чем в данном случае. То есть ситуация этнической маргинальности подталкивает самосознание ее участника к замещению этнической самоидентификации социальной как вариант ухода от возможного внутриличностного конфликта.
При этом важными показателями наличия или отсутствия возможного внутриличностного конфликта могут являться дополнительные факторы, например культурно-религиозная дистанция представителей двух этнических групп и одновременно двух генетически-различающихся религиозных конфессий. Для ее определения в ходе нашего исследования респондентам предлагалось ответить насколько близко или далеко они чувствуют себя с православными и мусульманами. По полученным данным «далеко» с православными ощущают себя у татар 34,3% мужчин и 32,7% женщин, также «далеко» ощущают себя с «мусульманами» у русских 45,5% мужчин и 43,9% женщин. В тоже время отметили, что «близко» себя ощущают с православными 38,8% мужчин и 47,3% женщин татарок, а «близко» с мусульманами себя ощущают 39% мужчин и 38,6% женщин русских. Эти данные по нашему мнению свидетельствуют, что определенная культурно-религиозная дистанция ощущается представителями обеих этнических групп, но она, судя по полученным распределениям, не воспринимается как определяющая, хотя со стороны русских и представляется более существенной, чем со стороны татар. При этом примечательно, что если у русских эта дистанция воспринимается практически одинаково как детьми так и родителями, разница составляет десятые доли процента, то у татар родители ощущают эту дистанцию более отчетливо и разница составляет в данном случае более 10%.
Необходимо также заметить, что уровень конфессиональной самоидентификации у женщин обеих этнических групп был выше, чем у мужчин: у татар разница составляет 9,5%, у русских 7,5%. Результаты, полученные в ходе ответов респондентов на вопросы, связанные с конфессиональной толерантностью, не позволяют однозначно зафиксировать наличие или отсутствие у какой-либо из рассматриваемых групп предпосылок к проявлению этноконфессионального неприятия.
Другим важным показателем, который может характеризовать внутреннее состояние этнического маргинала, является его оценка межличностных интеракций в повседневной жизни. В случае, когда превалирует негативная оценка подобных ситуаций (в частности как ущемление прав и личного достоинства), это может косвенным образом свидетельствовать о существовании определенного внутриличностного дискомфорта, влияющего на уровень толерантности индивида. В ходе исследования респондентам предлагалось ответить как часто им приходилось испытывать ущемление своих прав или возможностей из-за этнической принадлежности? Из полученных ответов видно, что большинство во всех 4-х группах (т.е. по этническому и половому признаку) не воспринимает или не декларирует складываающиеся в повседневной жизни ситуации как этно- или личноущемляющие (доля занявших подобную позицию составила от 84,2% до 87,3% во всех группах). Схожие оценки были отмечены и у родителей в обеих этнических группах. Однако есть и другие мнения. Проведенные нами глубинные интервью подтвердили это. «Чтобы получить работу неважно какой ты национальности. У нас в Казани все определяют знакомства: если у тебя нет знакомых, то даже и татарин не сможет получить хорошую работу. Главное кто кому помогает» (Миша, 20 лет). «Не могу сказать, что кто-то имеет больше шансов получить работу: и татарин, и русский могут быть лодырями и валяться на улице» (Настя, 18 лет). «Мне кажется у всех шансы равны. Хотя я заметила, что если фирмой руководит татарин, то и сотрудники у него татары» (Инна, 25 лет). «По приезду в Республику Татарстан я долго искала работу. И не могла ее найти не потому, что я русская, а просто много сейчас бухгалтеров. Хотя посмотрите: сейчас в руководстве республики работают лишь татары, так что, наверное, татары имеют больше шансов в жизни» (Екатерина, 30 лет).
В то же время часть респондентов отметила, что за последний год иногда испытывала затруднения в общении с людьми других национальностей. Причем наибольшее число ответивших подобным образом было среди мужчин русской национальности – 11,7% и женщин татарок – 12,7%. Имеющиеся данные не позволяют выявить наличие каких-либо тенденций в полученных распределениях, поэтому можно предположить, что они имеют в своем основании субъективные причины.
И, наконец, одним из возможных индикаторов внутриличностного эмоционального микроклимата может служить уровень декларируемой межэтнической толерантности представителями референтной группы. В нашем Вопроснике был использован ряд суждений, по ответам на которые можно судить об ее уровне у респондентов. Среди них следующее: «Я отношусь к людям, которые считают, что настоящая дружба может быть только между людьми одной национальности». Абсолютное большинство респондентов во всех группах не согласились с этим, лишь в группе мужчин татарской национальности доля не согласившихся была меньше на 9%, чем у сверстников из других групп, например у женщин татарок она составила 87,3% ответивших, в то время как у родителей доля не согласившихся с этим суждением была даже несколько выше, чем у детей: 92% у татар и 91,6% у русских. В следующем из предлагавшихся суждений «Я отношусь к людям, которые предпочтут мирно договориться в межнациональном споре» доля согласившихся также была наибольшей во всех группах и составила от 79% у мужчин русской национальности до 89,1% у женщин татарок. В группах родителей показатели находились в этих же пределах: 83,4% у татар и 88,2% у русских. Как и в случае с первым суждением, доля занявших толерантную позицию была несколько выше у родителей русских по национальности. Третье суждение предлагало респондентам определить «относятся ли они к людям, которые считают, что любые средства хороши для отстаивания благополучия и интересов собственного народа». Данное суждение вызвало более неоднозначную реакцию у отвечавших. Доля не согласившихся с этим суждением была наибольшей, но не абсолютной, как в предыдущих случаях и колебалась от 40% у мужчин татар до 56,4% у женщин татарок. Весьма высок во всех группах процент затруднившихся в выборе позиции. У русских женщин и мужчин он составил 31,6% и 37,7% соответственно, в то время как у татар затруднились 25,5% женщин и 37,2% мужчин. У родителей доля затруднившихся была одинаковой 27,8% у татар и 27,5% у русских. Следует отметить, что разница между затруднившимися с выбором позиции и выбравшими ее была наибольшей у мужчин и женщин татарской национальности (эта разница равняется 12% среди затруднившихся с выбором позиции и 16% среди не согласившихся).
Верифицируя предварительную авторскую гипотезу, отметим, что, исходя из социокультурной трактовки маргинальности, полученные данные не выявили у людей, которых мы отнесли к категории этнические маргиналы заметных проблем с этнической самоидентификацией. И, как следствие, наличие этнокультурного напряжения. Напротив, наши результаты свидетельствуют, что этническая идентичность у этой категории людей является значительно менее актуализированной, нежели другие социальные идентичности. Весьма позитивная оценка представителями категории «этнические маргиналы» внешнего воздействия в результате повседневного межэтнического взаимодействия не позволяет оценивать их как возможную среду для распространения интолерантности. Полученные результаты не позволяют при рассмотрении данной социальной группы отнести к имеющим важное значение демографический и гендерный факторы.

* Исследование выполнено при поддержке Российского гуманитарного научного фонда. Проект № 01-03-00001а.

[*] Титова Татьяна Алексеевна - кандидат исторических наук, доцент
кафедры этнографии и археологии Казанского государственного
университета
Козлов Вадим Евгеньевич - кандидат исторических наук, научных сотрудник
Музея этнографии Казанского государственного университета

[1] Сергеева З.Х. Маргинальная личность: Эволюция концепций. Казань, 1998. С.3.
[2] Там же.
[3] Там же.
[4] Энциклопедический социологический словарь. М., 1995. С.364.
[5] Там же.
[6] Винер Б.Е. Этничность: в поисках парадигмы изучения// ЭО. 1998. № 4. С.3-4.
[7] Впервые термин «этничность» употребил Ллойд Уорнер в 1940-е гг.
[8] Кокшаров Н.В. Диалог культур и этнополитика. СПб., 2001. С.73.
[9] Энциклопедический социологический словарь. М., 1995. С.364.

Оставить запись Читать другие отзывы