Современная этнополитическая ситуация в Дагестане

Современная этнополитическая ситуация в Дагестане [*]

 
Настоящая статья написана на основе материалов, собранных в 2006-2007 гг. во время экспедиционных выездов в Дагестан, осуществлявшихся для изучения этнополитической и этнокультурной ситуации в республике. С этой целью мной проводился мониторинг светских общественно-политических и религиозных изданий, организовывались встречи с представителями различных социальных, профессиональных, этнических групп и их интервьюирование. Основными вопросами, по которым собирался материал, были внутриполитическая ситуация в республике, изменения, произошедшие здесь в связи со сменой власти, и их оценка информаторами – представителями различных групп дагестанского общества, межэтнические отношения, взаимоотношения светской власти и местного духовенства, религиозный экстремизм и способы борьбы с ним, основные особенности современной дагестанской культуры. Следует отметить, что большей частью эти проблемы интересовали меня и раньше, и в той или иной степени рассматривались в ряде опубликованных в последние годы работ. Но в настоящее время они приобрели особую окраску в связи со сменой высшего руководства республики и попытками президента Дагестана изменить положение дел здесь.

 Исследование этих проблем имеет не только локальное значение. Во-первых, ситуация в Дагестане, крайнем южном рубеже России на Кавказе, непосредственно влияет на ситуацию на всем Северном Кавказе. Во-вторых, во многом схожие процессы происходят в других северокавказских республиках, и выявление основных действующих здесь тенденций, определение наиболее вероятных путей развития ситуации имеет значение и для всего региона.

Ситуация в Дагестане противоречива и определяется взаимодействием разнонаправленных тенденций, действующих в сфере социальных, межэтнических, внутриконфессиональных отношений, проявляющихся во взаимодействии местных элит, в культуре. Поскольку изменения политического характера оказывают влияние на все остальные сферы жизни общества, начать имеет смысл именно с них. Важнейшим из них является смена высшего руководства республики, происшедшая, вопреки прогнозам ряда политологов, в том числе и этнических дагестанцев, работающих в Москве, спокойно, без каких-либо столкновений и эксцессов. Придя к власти, президент М.Г.Алиев определил в качестве главных приоритетов своей деятельности борьбу с коррупцией, коренное улучшение социально-экономической ситуации в республике, прекращение вооруженного противостояния и насилия.

Хотя прошло пока слишком мало времени, чтобы можно было говорить о каких-то устойчивых результатах политики нового руководства Дагестана, тем не менее можно выделить некоторые выявившиеся за прошедший период ее особенности.

М.Г.Алиеву удалось провести несколько важных кадровых перестановок. Из них самыми крупными были смена спикера республиканского парламента и отставка прокурора Дагестана И.Яралиева. Значимость первого из этих событий выходит за рамки аппаратных игр. М.Г.Алиев сумел добиться численного перевеса среди депутатов своих сторонников, избравших послушного ему и не играющего самостоятельную роль спикера взамен прежнего – М-С.Магомедова, сына прежнего руководителя Дагестана. Этим самым была разрушена схема вероятной будущей смены власти, опробованная ранее самим М.Г.Алиевым (при М.М.Магомедове действующий президент сам занимал пост спикера), по которой М.Г.Алиев мог быть заменен на своем посту сыном бывшего руководителя Дагестана. Такой вариант развития событий открыто обсуждался местными политологами.

Другим заметным достижением, правда, в области перспективного планирования экономического развития, является успех 12 инвестиционных проектов, представленных в Сочи и получивших одобрение президента РФ В.В.Путина. В остальном говорить об изменениях к лучшему, как представляется, не приходится. Борьба с коррупцией остается на уровне призывов и пока не выражается в практических действиях. Уровень же коррупции не только не снизился, но даже стал выше в материальном исчислении. Чиновники теперь включают в плату за свои услуги процент за риск.

В своих попытках изменить ситуацию в республике президент наталкивается на открытую оппозицию руководства МВД. Это связано с применяемыми силовыми структурами методами борьбы с ваххабизмом. Их силовые акции проходят по типовому сценарию: после поступления информации о местонахождении боевиков из ваххабитского подполья (обычно 2-3 человек, но ни разу более 5) туда стягиваются спецподразделения в количестве нескольких сот человек, подтягивается бронетехника, оцепляется район города и начинается штурм. В итоге акция по захвату нескольких террористов превращается практически в полномасштабную войсковую операцию, осуществляемую в густонаселенных районах, часто в центре города и сопровождается разрушением не только дома или квартиры, где засели боевики, но и разгромом соседних жилых помещений. Кроме этого, в ходе таких акций нередко страдают и мирные жители. Подобный способ борьбы с терроризмом вызывает как минимум недоумение, причем не только у рядовых граждан, но и у профессионалов, к примеру, оперативных работников. С точки зрения последних, такого рода проблемы возможно решать без лишнего шума, с меньшими жертвами и затратами, как это и делалось до начала 2000-х гг. Создается впечатление, что республиканские силовые структуры заинтересованы в организации борьбы с религиозным экстремизмом именно таким образом.  Каждый из таких случаев сразу попадает в новостные выпуски центральных СМИ, и у людей, живущих за пределами Дагестана, создается мнение о нем как о месте, где все время идет война. Таким образом республике создается имидж «горячей точки», и складывается впечатление, что это делается намеренно. При том, что террористическое подполье из остатков ваххабитских групп действительно существует и время от времени заявляет о себе совершением каких-либо терактов, в основном нападениями на сотрудников милиции, реальная ситуация в республике определяется не этим. Сколь-нибудь значительного влияния на общественную и политическую жизнь республики террористические вылазки ваххабитов не оказывают. Скорее, они отвлекают внимание от происходящих здесь процессов, о которых речь пойдет позже, формирующих основные тенденции развития республики в ближайшем будущем. На совещании в Доме правительства 21 августа президент Дагестана М.Г.Алиев говорил о необходимости изменения форм борьбы с ваххабизмом, о том, что военный этап этой борьбы уже закончен, и что не каждый человек, разделяющий ваххабитские воззрения, является террористом. По его мнению, необходим переход от насилия к конструктивному диалогу. Но в ответ высшие чины МВД, присутствовавшие на совещании, заявили, что война как шла, так и идет, и борьба будет вестись такими же методами с целью уничтожения противников. [1]

Сложность положения, в котором оказался президент Дагестана, усугубляется еще тем, что он изначально не имел никакой клановой поддержки. Поэтому в своих действиях он мог рассчитывать только на поддержку центральной власти, что, вероятно, было дополнительным аргументом в пользу его кандидатуры. В условиях Дагестана, где структура власти на всех уровнях имеет отчетливо клановый характер, это серьезный  пробел. Сейчас президент может опираться на представителей так называемого «согратлинского» клана, т.е. выходцев из сел. Согратль Гунибского района, занимающих ряд ключевых должностей.

Настоящий период в жизни республики характеризуется усилением конфликтности, как явной, так и скрытой, потенциальной. Можно выделить следующие ее уровни или разновидности: конфликтность внутри политической элиты; конфликтность, связанная с противостоянием местных властей и народа; конфликтность межэтнического характера; внутриконфессиональный раскол. На практике эти виды конфликтов часто взаимосвязаны, к примеру, борьба за власть в Дагестане, как и в других полиэтнических по своему составу республиках, обычно внешне принимает форму межэтнического соперничества. Но для удобства лучше их рассматривать последовательно.

Конфликты интересов в среде политической элиты Дагестана существовали и до прихода к власти М.Г.Алиева, но до этого они регулировались системой сдержек и противовесов, выработанной при прежнем руководстве. Сейчас произошло нарушение прежнего баланса сил, и вызвано это не столько произошедшей сменой власти: во-первых, то, что время правления М.М.Магомедова подходит к концу, было понятно любому трезвомыслящему политику, а во-вторых, М.Г.Алиев сам являлся частью этой системы, - сколько поставленными им задачами изменения стиля руководства, искоренения коррупции, наведения порядка в правоохранительных структурах. В итоге президент оказался заложником собственных слов, которые были услышаны как местной элитой, так и народом. Если он практически станет реализовывать свои обещания, то это неминуемо повлечет за собой усиление конфликтности в высшем чиновничьем аппарате, а затем и в низовых структурах власти, построенных по тому же принципу клановой солидарности и включенных в систему откатов; если же этого не произойдет, то усилится недовольство рядовых граждан и разочарование их во власти, еще больше углубится существующий раскол между власть имущими и народом.

Конфликтность другого уровня связана с открытым противостоянием, приобретающим характер массовых выступлений, местных жителей и районных властей из-за земельных споров. Конфликты такого рода, получавшие также межэтническую окраску, имели место в 2006-2007 гг. в Дахадаевском, Докузпаринском, Карабудахкентском, Кумторкалинском, Казбековском, Хасавюртовском, Хивском и ряде других районов [2] . Можно прогнозировать в ближайшем будущем расширение географии таких конфликтов, исходя из нерешенности земельного вопроса и наличия большого количества спорных для соседних сельских обществ территорий. К этому добавляется субъективный человеческий фактор в лице местных глав администраций. Они все являются выдвиженцами 1990-х - начала 2000-х гг. и хорошо вписаны в систему «откатов» при распределении средств, но, как правило, в профессиональном отношении несостоятельны. Землей в своих районах они распоряжаются по собственному усмотрению, раздавая лучшие земельные участки своим родственникам и друзьям, что вызывает обоснованное возмущение местного населения. Практика раздачи земельных угодий присутствует не только в сельской местности. Значительная часть побережья Каспийского моря, являющаяся федеральной собственностью, не считая узкой полоски городского пляжа, незаконно перешла в частную собственность. [3]

Прогнозируемый рост конфликтности обусловлен еще одним фактором. В полиэтнической по составу республике национальная принадлежность ее главы неизбежно соответствующим образом отражается на всей местной «вертикали власти». На смену «даргинизации» аппарата власти, получившей особое развитие в последние годы правления М.М.Магомедова, пришла пока еще частичная «аваризация». Численное преобладание во властных структурах представителей какого-либо одного этноса всегда вызывает скрытое или явное (в зависимости от масштабов преобладания) недовольство представителей других проживающих на данной территории этносов. Но в этом отношении в Дагестане есть своя специфика. Даргинцы представляют собой наиболее коммерциализированный из народов Дагестана и им в наибольшей степени свойственна так называемая протестантская этика. Поэтому, хотя этноцентризм отнюдь не чужд выходцам из этого этноса, представленным во власти, в целом они будут работать с кем угодно, если это будет полезно делу, которым они занимаются и, соответственно, выгодно им самим. Аварцы же по сравнению с коммерциализированными даргинцами, космополитизированными лакцами, подвергшимися большей модернизации в культурном отношении лезгинами и кумыками, в значительно большей степени сохранили черты своего традиционно-бытового уклада, приверженность религиозным ценностям и связанные с этим особенности менталитета. Соответственно, им в наибольшей степени по сравнению с другими дагестанскими народами свойственен этноцентризм. По замечанию одного из информаторов, если директором будет даргинец, то он возьмет к себе на работу на хорошие должности родственников, пристроит земляков, но при этом у него будут работать и люди других национальностей в соотношении 50 на 50 или хотя бы 60 на 40. Если же директором будет аварец, то подавляющее большинство его сотрудников от заместителей до уборщицы будут аварцами. При определенной утрированности этого мнения оно в целом верно отражает существующие этнические стереотипы.

Следует учитывать также усиленную миграцию жителей горных районов на плоскость, в города и пригородные поселки. Масштабы миграции наглядно видны уже по дороге из аэропорта в Махачкалу. Через 1,5-2 километра от аэропорта начинается район сплошной частной застройки, который тянется, почти не прерываясь, до самой столицы. А еще в 2000 г. большая часть этой территории представляла собой незаселенную солончаковую пустошь. В недалекой перспективе Махачкала с пригородными поселками и Каспийск сольются в один мегаполис, крупнейший на Северном Кавказе. По словам главы администрации Махачкалы С.Д.Амирова, прогнозируется в ближайшем будущем превращение столицы Дагестана в город-миллионник. Хотя в столицу едут все, наибольшее количество мигрантов составляют представители аварского этноса. Лезгины и малые народы лезгинской группы при переселении с гор в значительной степени оседают в плоскостной части Южного Дагестана и г. Дербент, даргинцы традиционно больше поселяются в гг. Избербаш, Каспийск, а также в Махачкале. Лакцы большей частью давно уже живут в городах, в первую очередь, в Махачкале. Поэтому основную часть современных переселенцев составляют аварцы и консолидированные с ними представители малых народов. В городах Хасавюрте и Кизляре аварцы уже с конца 1980-начала 1990-х гг. составляют наиболее динамично растущую часть населения в сравнении с проживающими здесь ранее, соответственно, кумыками и русскими.

Говоря о миграции, необходимо учитывать, что ее следствием является изменение не только этнического состава населения городов и плоскостных районов, но и его культурного облика. Переселение с гор осуществлялось еще в советский период, но тогда оно не носило стихийного характера и в культурном отношении имело другие последствия. Городская среда перерабатывала мигрантов. Желая этого или нет, они вынуждены были в новых условиях приспосабливаться к городской культуре и принимать ее. Сейчас иная ситуация. Количество мигрантов таково, что уже не город перерабатывает их, а они приспосабливают город под привычные им формы жизнедеятельности. Кроме этого, многие переселенцы с гор поселяются в пригородных поселках. Причиной этого является как дороговизна жилья в городе [4] , так и то, что в частном секторе в пригородной зоне можно во многом воспроизвести привычный бытовой уклад сельской жизни, при этом имея доступ к преимуществам городской жизни. И если в отношении мигрантов, живущих в городах, все-таки можно говорить о постепенном восприятии ими черт городской культуры и быта, и об определенном нивелировании на уровне уже второго поколения этнокультурных особенностей, то в многочисленных поселках, входящих в столичную агломерацию, генерируется нечто совсем иное. Их постоянно растущее население в основном занято мелким бизнесом в сфере торговли, грузо- и пассажироперевозок, обслуживания. При сохранении многих черт сельского быта там неизбежно под влиянием новых условий жизни, воздействием городской цивилизации происходит размывание традиционных мировоззренческих и этических представлений. При этом влияние городской культуры не настолько сильно, чтобы произошло замещение одного уклада жизни и связанных с ним представлений другим. Получается некая симбиозная форма, которая, учитывая нерешенность многих социальных проблем, очень восприимчива к воздействию исламистской, в том числе так называемой ваххабистской идеологии, а также, учитывая преимущественную этническую принадлежность ее носителей, к распространению националистических взглядов. И эта симбиозная, по сути, маргинальная культура сама себя воспроизводит в расширенном виде, учитывая естественный прирост населения и, самое главное, непрекращающуюся миграцию, представляя собой основную социальную базу для любых форм радикализма.

Следует подчеркнуть, что облик исламского радикализма в настоящее время меняется. Это уже не те ваххабиты, которые обучались здесь в полуподпольных кружках и в лагерях боевиков в Чечне. Их остатки сейчас проявляют себя отдельными террористическими акциями. По неофициальной информации, они часто используются в качестве исполнителей для ликвидации политических конкурентов, после чего сдаются заказчиками милиции, которая их целенаправленно уничтожает. Но не они, как уже указывалось, представляют наибольшую опасность в общественном и политическом плане. В этом отношении можно выделить две основные группы, заинтересованные в переустройстве общества на исламских началах. Это, с одной стороны, мюриды местных суфийских шейхов, так называемые тарикатисты, наиболее социально активными из которых являются последователи шейха Чиркеевского. Среди них немало представителей чиновничьего аппарата, состоятельных предпринимателей. С другой, это те, кого условно можно назвать «неоваххабитами». Их взгляды не укладываются полностью в жесткие рамки ваххабитской идеологии. Скорее их можно с полным основанием именовать исламистами, поскольку этот термин имеет более широкое значение и применяется по отношению ко всем сторонникам так называемого политического ислама, стремящимся к созданию исламского государства. Среди них много лиц с высшим образованием, в том числе получивших религиозное образование за границей, есть имеющие научные степени. Они активно используют Интернет-ресурсы, печатаются в местных религиозных и светских изданиях. По этническому признаку их состав достаточно широк, в том числе есть принявшие ислам русские. По мнению некоторых дагестанских политологов, их организации построены по сетевому принципу и имеют свою законспирированную структуру, где строго разделяются виды деятельности [5] .

В отличие от ваххабитов первой волны они не проявляют себя какими-либо мелкими террористическими акциями, занимаясь, главным образом, расширением своей сети, вербовкой сторонников, явной или скрытой пропагандой ислама через местные СМИ под видом культурно-просветительской деятельности. Численность потенциальных сторонников новой генерации исламистов возрастает. Это заметно даже внешне. С каждым приездом в Дагестан на улицах заметно больше становится молодых людей обоего пола, одетых в соответствии с требованиями ислама. Популярные светские издания регулярно печатают материалы религиозно-просветительского содержания и статьи на историческую тематику, где дается искаженная трактовка исторических событий и личностей с псевдоисламских позиций.

Происходит подмена культуры: на место традиционной культуры дагестанских народов, в которой ислам вполне уживался с местными традициями, приходит некий ближневосточно-турецкий симбиоз, на котором воспитывается целое поколение, а все богатство и разнообразие исторического прошлого сводится к антиколониальной войне с Россией под руководством Шамиля. При всей важности этого периода для последующего развития Дагестана и исторической памяти населяющих его народов (в неодинаковой степени при этом), объективно это не самая значимая страница его истории: и до антиколониального движения горцев под предводительством Шамиля, и после него были не менее кровопролитные войны, объединявшие, в отличие от Кавказской войны, все народы Дагестана и во многом определявшие их судьбу, в том числе и в новейший период истории – это и разгром полчищ Надир-шаха, и борьба с деникинцами в годы гражданской войны, и, наиболее значимый, на наш взгляд, пример – участие дагестанцев в Великой Отечественной войне, героизм, проявленный представителями всех дагестанских народов на фронте и в тылу. «Шамилизация», наблюдаемая в местных средствах массовой информации еще со времен перестройки, и получившая особенное развитие в последние годы, не имеет под собой логической основы. С исторической точки зрения нет необходимости доказывать выдающуюся роль Шамиля в дагестанской и российской истории. И само антиколониальное движение, и личные заслуги  Шамиля в его организации и руководстве им давно уже получили соответствующую оценку и стали общим местом в отечественной и мировой исторической науке. Давно прошло то время, когда его называли турецким шпионом. При этом, что немаловажно, практически во всех публикациях упор делается на события военной истории или, если связывать их по принципу периодизации с личностью Шамиля, с ранним Шамилем, который, уходя со своей семьей из осажденного горного аула , на вопрос немногих оставшихся, истекающих кровью его защитников о том, что им делать, ответил – «Умереть!», а не с поздним Шамилем, который, побывав в Санкт-Петербурге и проехав по дороге туда через всю страну, сказал, что, если бы знал, что Россия такая большая и русский царь так добр, то никогда бы не воевал с ней, и который незадолго до смерти завещал своим сыновьям никогда не воевать с Россией. Приходится признать, что такая не имеющая внутренних предпосылок ориентированность на сугубо военный, насильственный аспект истории вхождения Дагестана в состав России имеет объективно антироссийский характер. И непосредственная цель этого – создание у молодого поколения, выросшего уже после распада Союза, однозначно негативного, искаженного восприятия периода истории Дагестана, связанного с пребыванием в составе России, и воспитание его  в соответствующем антирусском духе.

Этим процессам местным руководством либо не придается должного значения, при этом не учитываются их последствия в недалеком будущем, либо они воспринимаются им как должное.

 В сельской местности  процессы клерикализации общественной жизни идут опережающими темпами по сравнению с городскими условиями. Во многих районах, в первую очередь, в Северном Дагестане, глава сельской администрации ничего не решает без согласия местного муллы, который, по сути, выполняет роль прежнего секретаря парткома. В некоторых же из них власть главы администрации вообще номинальна, реально все решают религиозные лидеры.

По справедливому замечанию известного дагестанского журналиста-политолога Г. Мурклинской, по мере сужения электоральной базы коммунистов происходит расширение рядов исламистов за счет того же контингента путем использования в пропаганде ислама социальной риторики [6] .

Остановить этот ползучий клерикализм могут только серьезные преобразования социально-экономического характера, которые позволят уменьшить социальную дифференциацию и снизить социальное напряжение, во многом являющееся основой для распространения исламского радикализма как в Дагестане, так и в других северокавказских республиках.

Говоря о современной этнополитической ситуации в республике, нельзя обойти еще один немаловажный ее аспект, связанный с особенностями ментальности ее населения. При том, что у каждого из населяющих Дагестан этносов есть свои особенности в этом отношении, общей чертой их является осознание своей государственной принадлежности, привычка, если так можно выразиться, жить в государстве. Этим они отличаются от соседних вайнахских этносов, которые до присоединения к России никогда ранее не имели своей государственности. Народы Дагестана издревле жили в условиях государственного строя. В I в. до н.э. - III в. н.э. они входили в состав Кавказской Албании. В VII в. н.э., придя в Дагестан, арабы обнаружили здесь уже сложившиеся государственные образования – Хазарский каганат, включавший в себя плоскостную часть современного Дагестана, и раннефеодальные княжества в горах. И весь последующий период развитие государственности здесь не прерывалось. Некоторые из существовавших тут государств объединяли почти весь Дагестан или значительную его часть и играли важную политическую роль на Кавказе – Казикумухское шамхальство, позже Тарковское шамхальство и Казикумухское ханство и др. В горах были так называемые вольные общества, которые некоторые дагестанские исследователи называют феодальными республиками, но на деле многие из них были связаны определенными формами феодальной зависимости с существовавшими в тот период и  наиболее влиятельными в местных масштабах государствами. И это отношение к государственности, осознание государственного устройства как некой безусловной данности сыграло свою роль после присоединения к России. Хотя после окончания кровопролитной Кавказской войны были отдельные выступления, имевшие антироссийский характер (например, восстание 1877г.), они, как правило, были спровоцированы извне. Большая часть российского периода истории Дагестана была мирной, связанной с позитивными переменами в жизни дагестанских народов. И если во время Кавказской войны дагестанцы проливали кровь, отстаивая свою независимость против России, то всю последующую свою историю они воевали уже за Россию и за себя в России. Последний раз это проявилось в период чеченского кризиса и в 1999г. Если бы сепаратистские идеи лидеров мятежной Ичкерии нашли отклик в Дагестане, то военные действия на Кавказе имели бы, как минимум, более масштабный и долговременный характер. Да и в настоящее время значение Дагестана как ключевого центра, во многом определяющего развитие ситуации в регионе, сохраняется. И это связано не только с его приграничным  положением.

Перемены к лучшему в Чеченской республике, связанные с переходом к мирной жизни, впечатляют. Идет быстрое восстановление разрушенных в годы войны домов, строится новое жилье, воссоздается заново социальная инфраструктура. Большая часть боевиков, еще несколько лет назад воевавших с федеральными войсками, сейчас амнистирована и служит президенту Чечни. Во всем этом велика личная роль действующего президента республики Рамзана Кадырова и его отца, ныне покойного Ахмад-хаджи Кадырова. Но, безусловно положительно оценивая происходящее в Чеченской республике, приходится признать, что умиротворение Чечни пока целиком основывается на масштабных финансовых вливаниях из центрального бюджета и личной преданности ее рукодителя действующему президенту России. Что будет при возможном изменении какого-либо из этих факторов, затруднится сказать любой из современных политологов.

Что бы ни происходило в других республиках Северного Кавказа, роль Дагестана как силового центра региона, без участия которого любые качественные перемены здесь невозможны, остается неизменной. Так было в XIX в., в период чеченского кризиса в 90-х гг. XX в., так будет и в дальнейшем.

Представляется, что учет этого исторического опыта и связанных с ним особенностей менталитета дагестанских народов необходим при выработке региональной политики для наиболее полного отражения государственных интересов России.

Отзывы о статье

Неправильный код защиты!

Имя E-mail Город Защита ( в коде используються только заглавные латинские буквы и цифры от 1-9) Текст

Смайлики :-)

Elena, Kharkov. Ukraine, elezelenina[STOP_SPAM]yandex.ru 2007-12-07 16:38:30

Спасибо, блестящая статья. Я родилась и первые 20 лет своей жизни провела в Дагестане. люблю эту землю и ее народы, переживаю за судьбу горцев. Осоебнно меня тронул ход мыслей автора относительно "шамилизации" истории. Исторические личности, к сожалению, нынче повсеместно используются как инструменты политико-идеологического оболванивания людей. И не только в Дагестане, конечно. Альтернативой может стать подлинное знание. Спасибо!

Страницы: 1 | Все