Сначала об «истории вопроса», альтернативной истории, как ныне принято говорить. Она в силу исключительно идеологических причин не могла, а поэтому и не должна была быть известна в родных (сначала советских, затем постсоветских) пределах. Выдающийся ингушский просветитель, социальный мыслитель и политик В.-Г. Джабагиев (1882-1961) в первой трети ХХ века в своих работах исследовал драматически актуализированную в наши дни проблематику Ислама во многих ипостасях (исторической, цивилизационной, политической).

Свою работу «Отношение Запада к Исламу» (опубликованную в Польше, в редактируемом им журнале «Исламское обозрение», 1935 г.) он начинает цитатой из Эль Харири: «Иннака лифи ва ана фи вадин» - «На самом деле ты находишься в одной долине, а я нахожусь в другой»[1]. Слова эти хорошо характеризуют терпимость Востока к так называемому Западу. В свою очередь «Запад мало знает, а точнее не хочет знать много о Востоке, потому что, по мнению европейцев, не стоит заниматься делами Востока иначе, как в плане экзотики. Любой пишущий о Востоке журналист не страдает щепетильностью в деталях, изображая затронутую проблему со стороны занимательности и причудливой экзотичности. Не лучшим образом излагаются и собственно практические и теоретические проблемы ислама, исповедуемого 400 миллионами людей (сегодня это уже 1,5 миллиарда человек – М.Я.) всех рас. Отношение к исламу даже хуже, потому что предан забвению древний принцип, основанный на сотрудничестве, который существовал между этой религией и христианством на просторах Малой Азии, в Северной Африке, даже в Европе, в частности в Испании»[2].

В.-Г. Джабагиев на основании европейских исторических, теологических, этнографических источников (в его статьях мы их насчитали более десяти) воссоздает как бы «антологию ненависти», нетерпимости Запада (т.е. христианства) позднего периода к Исламу. В частности: «Ненависть Запада к исламу, между прочим, была причина того, что учебники истории европейских школ уделяют очень мало места истории арабов и их цивилизации… Европейская общественность верит, например, что мусульмане молятся на полумесяц, который на самом деле не имеет ничего общего с исламом и является лишь гербом государства турков, перенесенным в Малую Азию через 600 лет после появления мусульманской религии. Кроме этого, европейцы считают, что мусульмане не признают души у женщины. На самом же деле, по Корану женщина создана также, как и мужчина, а не из ребра, что делает ее равной мужчине. Важно, что ислам не обвиняет женщину в так называемом «первородном грехе». Неверно и то, что мусульманке закрыта дорога в рай, являющийся якобы местом телесных утех и чувственных наслаждений, в чем абсолютно уверены европейцы»[3].

В.-Г. Джабагиев приводит множество совершенно нелепых, злобных и даже фантастических примеров «просвещенного» европейского отношения к мусульманам и их религии, которые видимо и явились историческим фундаментом для современного американо-европейского фундаментализма (читай – агрессивно-враждебного, косно-непросвещенного), опасно для будущего всего человечества вышедшего за пределы теоретических штудий. Вчерашние отцы (теоретики) сегодняшних ковбоев (практиков) на так называемом Западе во времена В.-Г. Джабагиева априори не могли допустить мысли о том, что «мусульманские народы, а в первую очередь испанские мавры, были в свое время учителями Европы, передав ей знания древней Греции, Индии и Персии, а также свои научные и технические достижения.., что ещё на строй и культуру государства франкского короля Карла Великого огромное влияние оказал ислам.., что эпоха Возрождения в Европе началась, если говорить о Франции, в Провансе под влиянием мавров. Что касается итальянского Возрождения, его источником были арабские влияния на Сицилии, а также мавританские университеты, в которых обучались даже папы римские»[4].

На основании доселе не обсуждаемых и не известных широкой публике исторических трудов (например, A. Le Bon «Le Civilisation des Arabes», H. Pirenne и др.) Джабагиев делает неприемлемое для тогдашнего (а сегодняшнего – тем более) западноевропейского сознания утверждения: «Всегда будет… уничижительной мысль о том, что «неверным» (мусульманам) Европа обязана своим выходом из варварства… что философия араба Аверроэса (Мухаммеда Ибн Рушда (1126-1198 гг.) – М.Я.), творения которого до конца XVIII столетия в Европе публично сжигали на кострах, стала источником рационализма и западного либерализма. Думается, что в существующих условиях ислам и культура ислама заслуживает большего интереса, чем это имеет место в современной Европе, на большую терпимость к нему со стороны людей искренних и ищущих правды»[5].

Из этого совершенно очевидно, что и в начале прошлого века «просвещенное» европейское общественное мнение, мягко говоря, не было готово к политике «взаимной комплиментарности», «взаимодополняющего сожительства» двух мировоззренческих культур, традиций, каждая из которых имела равное право развиваться в режиме свободы и самокорректировки.

Но это право «не даровалось» миру Ислама, который де-факто (в европейском (западном) сознании позиционировался как мир анти–культуры, аномалии в сравнении с миром Запада. Лучшие умы западноевропейской интеллектуальной и политической «уммы» сконструировали к сегодняшнему дню вполне устойчивую и, самое прискорбное, «работающую» исламофобскую понятийно-категориальную парадигму, которая подразумевает фатальный антагонизм между «Гармонией», «Порядком», «Прогрессом», олицетворяемые западной цивилизацией и «Архаикой», «Хаосом» и «Смутами», соответственно персонифицированными Исламом.

Сегодня уже с горечью приходится констатировать, что христианоцентристские, евро– и американоцентристские (а в условиях российской державы – великоимперские, шовинистические) расистские постулаты материализовались в зловещего, оснащённого военным, немирным термоядом ксенофобского «франкенштейна».

В прошлом веке первое «пробуждение» Ислама было связано с выходом «из оцепенения из многовековой спячки средних веков» в пространство «общего научного развития и общечеловеческого развития.., а также политического освобождения»[6]. Об этом периоде мусульманской активности в мировом масштабе у В.-Г. Джабагиева сказано, что «в сфере мирового обзора появляются новые мусульманские государства, организующие свою политическую, общественную и хозяйственную жизнь на идеях запада, преимущественно на национализме. Мы сейчас сталкиваемся с национализмом турецким, арабским, персидским, афганским, мусульманских народов Средней Азии (Китай, Туркестан, Россия), Волги, Кавказа и Крыма (последние вряд ли, их время пришло позже – М.Я.). Освободительное движение охватило сейчас мусульман Зондского Архипелага (современная Индонезия – М.Я.), Британской Индии, всей Передней Азии… и Южной Африки… нет уже уголка, где бы недовольство существующим положением и иностранным влиянием не отразилось в среде мусульманских народов.

Это не является… формой «панисламизма».., а только народным движением, свободным от всякого религиозного фанатизма. Если в этой борьбе мусульманские народы объединяются, то лишь потому, что объединен враг. В основном поддержка эта больше моральная, чем политическая. Национализмы отдельных исламских народов представляют собой отрицание басни об исламском панисламизме (сегодня это западным и российским сообществом солидарно называется «исламским терроризмом» - М.Я.). В то же время не следует отрицать, что существует духовное братство и единство исламского мира, основанное на единой религии, единой культуре и традициях длительного сосуществования под властью халифата Омейядов, Аббасидов и Османов. Следует особо подчеркнуть, что движение за освобождение исламских народов не является враждебным в отношении западной цивилизации, потому что эта цивилизация является совместным приобретением и созданием всех народов, рас и религий мира, начиная от китайцев, египтян, вавилонян, эгейцев, греков, римлян и арабов, кончая современной Европой и Америкой. Мусульманские народы стремятся овладеть достижениями современной цивилизации, к развитию которой они сами причастны не менее других»[7].

При этом В.-Г. Джабагиев объективно говорит о причине враждебности и исламского мира к западным государствам, которые по сути являлись владельцами мусульманских стран. Но это – «политическая проблема, и речь в данном случае, – идет об освобождении из-под чужеземного гнета. После мировой войны (Первой мировой войны – М.Я.) освободительное движение достигло больших успехов. Толчком к этому явились прежде всего лозунги, брошенные борющимися государствами в борьбе за освобождение угнетенных народов, и 14 пунктов президента Вильсона. Но когда все эти лозунги забылись, а обещания победившими государствами не были исполнены (видимо здесь находятся корни столь успешной в современном мире «реальной политики двойных стандартов» - М.Я.), начался всеобщий бунт восточных народов: в Индии, Турции, Персии, в Афганистане, России и т.д. … народное движение в мире ислама существует и с каждым днем делает все большие успехи. Наиболее интенсивный характер это движение приняло в арабских государствах: в Египте, Сирии, Палестине и во французских северо-африканских колониях. …Мы находимся накануне создания новых независимых арабских государств, стремящихся к объединению между собой на основе конфедерации там, где этому благоприятствуют географические условия»[8]. Воистину провидческая прозорливость ингушского мыслителя-эмигранта!

В.-Г. Джабагиев, безусловно, размышлял и о России с ее мусульманскими народами: «Укрепление советской власти в России привело к усилению народно-освободительных движений среди мусульманских народов. Москва выступила на Востоке в сущности с некоммунистической, а более народной пропагандой, удачно используя борьбу исламских народов с колониализмом колониальных государств. Этим, правда, и ограничилась роль Советов на Востоке, потому что они сами оказались в ряду тех западных государств, которые так и не выполнили обещаний об освобождении своих собственных исламских народов. На данном этапе мусульманские нации справедливо включают Советы в число империалистических государств»[9].

Второе «пробуждение» Исламского мира впрямую связано с доктриной «исламской угрозы» (или «политического ислама»), актуализированной в 90-е годы ушедшего века в прямой связи с падением коммунизма. Вначале не слишком явная, а после 11 сентября 2001 года ставшая практическим руководством к военным операциям в Афганистане и Ираке идеологема межцивилизационного конфликта (а фактически антиисламского) определяет в начале XXI века судьбу уже всего человечества. Перекройка мира (территорий государств так называемого Нового Ближнего Востока) имеет ныне не идеологический, а энергоресурсный фундамент, лицемерно замаскированный в эвфемизме «конфликта цивилизаций».

Рукотворная, загадочно функционирующая «Аль-Каеда» во главе с ветераном известных спецслужб США, «сотворив» трагедию 11 сентября, как тот мавр, сделала свое весьма черное дело: положила начало тотальной войны с миром Ислама. Многие и многие пассионарии «запутались в ее («Аль-Каеды» – М.Я.) паутине. Одни погибли, взорвав себя для уничтожения маловажного объекта, другие занялись исполнением главного американского плана – раздуванием резни между суннитами и шиитами. Они бомбили мечети и вместе со своими американскими наставниками привели Ирак к порогу гражданской войны. Казалось, что главный американский план сработал – энергичные мусульмане шли в «Каеду» и там погибали, подрывая мусульманский мир»[10]. Подрывая, разрывая в клочья какие-либо надежды на демократизацию, межгосударственную и межнациональную гармонию среди мусульман. Ибо «проекты» фантомного У. бен Ладена по созданию некоего Халифата без границ с пещерными законами и нормами являются страшным наваждением для каждого неэкзальтированного верующего, к какой бы конфессии он не принадлежал.

Большая провокация под названием «Бенладен – Алькаеда - исламский терроризм - исламский фашизм» трагически для народов срабатывает в регионе большого Ближнего Востока, где сосредоточено до 40% мировых нефтяных запасов, во имя глобального доминирования и почти тотального контроля над энергоресурсами земли. Перманентные войны, малые и большие, с перекройкой границ и статусов государств, зависимых от одной единственной супердержавы, будут оправданы (и оправдываются) на каждой новой стадии необходимостью все углубляющейся «борьбы с исламским терроризмом – фашизмом».

Безусловно, Россия встроена в новую «шахматную игру», имея свои интересы и преференции. Но в данном формате нам важно рассмотреть проекцию общемировых «текущих» тенденций в отношении Ислама в «родных Пенатах». Проекция, надо сказать, весьма удручающая. В нынешней России, согласно науке, сложилось два самодостаточных (с точки зрения культурной и религиозной традиции) мусульманских ареала: кавказский и собственно российский (который условно называют татарским)[11]. Оба ареала имеют собственные проблемы, среди которых и политические. Мы будем говорить о Кавказском ареале, его проблемах, особенностях и перспективах.

На Северном Кавказе проживает 4 миллиона мусульман (всего мусульман РФ насчитывают от 15 до 20 млн.), которые являются не меньшинствами (как в Европе), а автохтонами. Ислам появился в Дагестане еще в 7 веке (т.е. раньше, чем православие в России); принадлежность к нему у северокавказцев является по сути принадлежностью к этносу (особенно у ингушей и чеченцев); эта принадлежность прежде всего определяется самоидентификацией человека, средой, образом жизни, воспитанием, ментальностью (т.е. строгие религиозные знания и пунктуальная обрядовость стоят на втором месте). «Мусульманином становится каждый человек с «мусульманской фамилией». И тогда мы вправе говорить об этнических мусульманах, т.е. мусульманах от рождения. Ислам оказывается консолидирующим началом этничности перед лицом русского большинства (хотя внутри самого российского мусульманства имеются межэтнические трения). Самоощущения человека, как носителя религии меньшинства, все более закрепляется возросшей в российском обществе ксенофобией, в том числе исламофобией. Мусульманские народы острее ощущают свою обособленность, что еще более укрепляет в них сознание религиозной самобытности, вызывает дополнительные усилия ее подтверждения»[12].

Сильный Ислам в регионе Северного Кавказа – историческая и ментальная характеристика, не связанная с войной в Чечне (корни чеченского сопротивления исторически лежат вне религии). Это определено «особенностями формирования этно-конфессиональной традиции, обстоятельствами присоединения северокавказских мусульман к России, своего рода самодостаточностью мусульманской «субцивилизации» Северного Кавказа, что в известной степени изолировало его от остальной России»[13].

Кровопролитие в Чечне, обагрившее уже весь регион и всю страну, актуализировало в начале нового века в массовом сознании немусульман России устойчивую ассоциацию: мусульмане (особенно чеченцы, ингуши, теперь и другие) – традиционные враги народа, бандиты и террористы. Выстоявшие и уцелевшие от тотальной демографической катастрофы в сталинской депортации мусульмане – ингуши, чеченцы, карачаевцы, балкарцы четко связывают силу своего этнического иммунитета с приверженностью к Исламу прежде всего. Эта сила позиционировала их в советской казарме с ее тотальной подчиненностью государству и власти как антисоветское (антироссийское) оппозиционное сообщество «неблагонадежных», «не своих».

В основном северокавказские горские народы и не были своими в большом советском стаде. «Духовно-идеологическая советизация населения явилась мощным фактором идеологической консолидации страны и формирования новой генерации людей, ощущающих свою «советскость» и общность вне зависимости от этнических, культурно-исторических или социально-психологических особенностей. Однако эта политика давала сбои в отношении этнически консолидированных народов, с жесткой внутренней консолидацией, социальной организацией и приверженностью альтернативной советской, универсальной идеологии – исламу. Именно эта своеобразная духовная «несвобода» и социальная укорененность народов Кавказа внутри своих сообществ позволяла определенной части горского населения в течение долгого времени оставаться свободными от мифов советизированного массового сознания и полной идентификацией себя с системой»[14].

Вся история существования горцев (прежде всего чеченцев и ингушей) внутри СССР была по существу историей «рассогласования» фундаментальных культурно-ценностных установок и императивов с искусственно и агрессивно навязанными представлениями и смыслами. При этом учитываем, что «исламское пространство» Кавказа неоднородно: суфизм, салафийя, шифиизм. Суфизм представлен тремя тарикатами – кадирийским, накшбандийским и шазилийским, которые являлись духовными школами со своими мистическими практиками.

В русской и советских империях суфизм традиционно был идеологией протестного, повстанческого начала; салафитский ислам, проповедующий «чистую», «первоосновную» веру, на протяжении последних десяти лет успешно (со знаком минус, безусловно) искусственно трансформирован в ксенофобскую идеологему «кавказского ваххабизма», обслуживающую военно-политический проект федерального центра в стратегическом регионе Северного Кавказа.

В России, идущей в фарватере большой новой политики американского «старшего брата», есть свой цивилизационный «отстойник», который подлежит «реформированию» путем контртеррора в режиме нонстоп. После сталинщины это следующий «эффективный» способ очищения Северного Кавказа от его пассионарных автохтонов, либо сокращения количества последних до безопасного оптимума (в неких мозговых центрах эти цифры давно просчитаны). Помимо староимперских комплексов, власть метрополии в безумном огне Северного Кавказа пытается закалить, вернее вдохнуть в уставшее, опустошенное «тело» государствообразующей нации (уставшей духовно и физически) веру и волю к жизни путем подавления и уничтожения их (веры и воли) у кавказских пассионарных автохтонов (в первую очередь – вайнахов).

Трагедия государствообразующей (т.е. русской) нации состоит в реальной угрозе потери своей «цивилизационной идентичности». Что означает, согласно науке, окончательную потерю традиции – «топоса, той устойчивой структуированной матрицы смыслов, иерархии ценностей, сложившихся веками поведенческих доминант и культурно-социальных стереотипов. В основе топоса находятся религиозные ценности, именно они являются в мир через смыслы, ценности и поведенческие сюжеты. Цивилизация без этого магического, жизнетворящего кристалла обречена на исчезновение»[15].

Воли к жизни – с избытком у кавказских пассионариев, духовный каркас которых никак не могут сокрушить извне именно по причине органичности сплава этничности и религиозности. Ослабление того или другого «соединения» этого монолита ведут к тотальному кризису идентификации.

Несомненно, что сверхизбыточность волевого начала, подкрепленного демографическим и идеологическим «наступлением» по всему миру пугает этот мир. Но «исламская экспансия» или «исламская реконкиста» в мировом масштабе возможна лишь при условии консолидированного политического, интеллектуального, духовного и экономического творчества. Которого нет и не предвидится в ближайшей перспективе, как не было и пресловутого панисламизма. И вот пугало «исламского нашествия» успешно эксплуатируется, консолидируя политические силы и страны, заинтересованные в переделе территорий, обильных углеводородами.

В контексте России некоторые ученые считают, что «Ислам на ближайшие столетия становится не столько вызовом, угрожающим целостности государства и сохранению русско-православного фундамента российской цивилизации, сколько единственно возможной альтернативой для выживания в современном мире»[16].

Потрясения путем войн, чисток коренных народов, духовно заряженным Исламом, безусловно, могут в принципе серьезно расколоть «кавказскую умму» по линии традиционного этнического, т.е. суфийского и «чистого», привнесенного (т.е. саудовского), «социал-демократического» Ислама. Который официальная пропаганда и военно-политическая машина России urbi et orbi объявили «ваххабизмом». Вторая чеченская бойня, начавшаяся взрывами домов в Москве, фатально мобилизовала «бенладовские» спецтехнологии – и «настоящие буйные» автохтоны пошли (и идут) в кавказскую «ваххабитскую» ловушку – свою российскую «каеду», чтобы обособлять и обескровливать мусульманский топос Северного Кавказа. Стремительно превращаемый в идеальную территорию «управляемого хаоса», нежизнеспособную экономически, политически и социально депрессивную. Мифофольклорный «Кавказский Халифат» как «радикально-исламистско-фашистское чучело – это сектор ответственности военно-политического режима России, вкупе с «американским обкомом» несущего в XXI веке «бремя белого человека».

Опасная и преступная с точки зрения региональной и глобальной безопасности эта «гармоничная» политика и практика двух гигантов на самом деле обрушивает все принципы толерантного сосуществования разных этносов и религий, ведет к перманентной войне так называемого христианского мира с миром Ислама. Мировая (большая) война на Ближнем Востоке и одна из локальных (малых) на Кавказе – чудовищная гримаса обезумевшего человечества, отринувшего напрочь гуманистические принципы великого европейского мусульманина XX века В.-Г. Джабагиева: взаимного диалогового сотрудничества, совместного цивилизационного созидания свободного и толерантного мира для всех народов, рас и вероисповеданий.

Ислам сегодня, или перечитывая В.-Г. Джабагиева

Отзывы о статье