Ислам в Дагестане

Ислам на Северном Кавказе раньше всего проникает и начинает распространяться в Дагестане, который и сегодня остается наиболее исламизированной республикой Северного Кавказа. До появления ислама в центре и на севере территории Дагестана в Аварии действовала Грузинская православная церковь. На юге Дагестана было распространено влияние Албанской православной (монофизитской) церкви. 1/

Первыми распространителями ислама в прибрежных районах Дагестана стали арабы, пришедшие сюда в середине 7-го века. К 10-му веку ислам распространился в Южном Дагестане, а к 15-16 векам на всей территории, в том числе в горных центральных и северо-западных районах, и постепенно вытеснил прежние религиозные верования. В дагестанских княжествах начал формироваться многочисленный слой мусульманского духовенства (улама), получила распространение богословско-правоведческая литература, при этом сохранились традиционные нормы обычного права (адат), на которые нередко опиралась власть местных правителей. Борьба населения против деспотической власти князей (шамхалов, ханов, уцмиев) часто выливалась в борьбу за «чистоту шариата». 2/

В начале 19-го века эта борьба получила новый импульс, когда в Дагестан проникает учение суфийского шейха из Бухары Багауддина Накшбанда (1318-1389). Появление там накшбандийского братства (тариката) совпало с усилением российской колониальной экспансии на Кавказе. 3/ Структуры накшбандийского братства становятся в это время питательной средой для формирования освободительного движения горцев, которое достигло наивысшего подъема при имаме Шамиле (1834-1859), создавшем на территории сначала Дагестана, а потом и Чечни военное мусульманское государство – имамат. В русской историографии это движение получило название «мюридизм», так как по суфийской традиции повстанцы именовали себя учениками (мюридами) вождей-имамов.4/

После окончания в 1864 году войны на Кавказе русская администрация сотрудничала с лояльным мусульманским духовенством, которое сохранило прочные позиции в сферах образования и судопроизводства. Накануне революции 1917 г. в Дагестане было свыше 1700 квартальных мечетей и 356 соборных мечетей, действовало 766 школ-медресе, в которых работало более 2500 мулл-кадиев. 5/

Гражданская война 1918-1920 гг. внесла раскол в ряды дагестанских мусульман. Часть из них во главе с шейхом Нажмуддином Гоцинским (пятым имамом Дагестана) пошла на союз с Добровольческой Армией А. Деникина, другая часть поддержала большевиков, которые в первые годы советской власти уважительно относились к мусульманам. 6/ Однако во второй половине 1920-х гг. ситуация изменилась: были закрыты шариатские суды и религиозные школы, а духовенство (улама) пыталось противодействовать насаждению «нового быта» среди горцев, атеистической пропаганде, а затем и коллективизации крестьянства. В 1930-е гг. в ходе борьбы с «антисоветскими элементами» ислам подвергся массовым репрессиям, многие алимы (знатоки ислама) были арестованы или сосланы, а мечети закрыты и часто разрушены.

В годы Второй мировой войны произошла определенная либерализация религиозной политики в СССР. На Северном Кавказе появилось Духовное управление мусульман Северного Кавказа (ДУМСК) во главе с муфтием (1944 г.) с центром в Буйнакске (бывшая Темир-Хан-Шура – один из крупнейших религиозных центров Дагестана), были вновь открыты некоторые мечети. ДУМСК занималось регистрацией религиозных общин (джамаат), утверждением и смещением имамов мечетей, изданием постановлений (фетва) по различным религиозным вопросам. Его деятельность полностью контролировалась советскими властями и непосредственно курировалась КГБ, который нередко использовал имамов в качестве своих осведомителей. Как и другие мусульманские духовные управления в СССР, ДУМСК официально декларировало «поддержку внутренней и внешней политики советского государства». 7/ Следует отметить, что Дагестан играл ключевую роль в ДУМСК. На его территории находилось большинство действующих мечетей Северного Кавказа, к 1988 г. их насчитывалось 27. 8/ Однако общий высокий уровень религиозности дагестанского (особенно горского) населения способствовал сохранению здесь неформального, так называемого «параллельного» ислама в различных формах: деятельность знатоков религии и арабского языка (арабистов), передававших свои знания молодежи в подпольных медресе; почитание святых шейхов и паломничество к их могилам; неофициальная практика шариатского судопроизводства и т.д. С конца 1970-х гг. в Дагестане начинает распространяться разнообразная религиозная литература, в том числе книги и брошюры идеологов мусульманского фундаментализма (Хасана аль-Банны, Абуль Аля Маудуди, Юсуфа ал-Карадави и других). В мае 1989 г. под давлением мусульманской общественности ушел в отставку глава ДУМСК муфтий Махмуд Геккиев, обвиненный во взяточничестве, нарушении норм исламской морали и связях с КГБ. Эта отставка привела к распаду ДУМСК и появлению отдельных духовных управлений в республиках Северного Кавказа, включая Дагестан. 9/

Уже в 1970-е - 80-е гг. имело место определенное оживление религиозной жизни в Дагестане. Но то, что произошло в 1990-х гг. иначе как религиозным ренессансом назвать нельзя : по всему Дагестану восстанавливались мусульманские общины (джамаат), строились или ремонтировались мечети, открывались мусульманские медресе, институты и университеты.

В январе 1990 г. в Дагестане было создано самостоятельное Духовное управление мусульман, председателем которого был избран Багаутдин Исаев, кумык по национальности. В 1991 г. Духовное управление переехало из Буйнакска в Махачкалу. В 1990 г. 345 дагестанцев приняли участие в первом массовом хадже из СССР. На следующий год количество дагестанских паломников (хаджи) возросло до 900 человек. Несмотря на определенные успехи, на первом съезде мусульман Дагестана Б. Исаев подвергся критике за недостаточное внимание к нуждам отдельных общин и вопросам подготовки имамов. Муфтий был также обвинен в том, что он не координирует свою деятельность с Советом алимов, препятствует проведению бухгалтерской ревизии Духовного управления и собирается создать отдельное духовное управление для тюркоязычного, в основном кумыкского, населения республики. Достаточно очевидно, что столь острая критика Б. Исаева была продиктована, в первую очередь тем, что аварцы (самый крупный и наиболее религиозный этнос Дагестана) были недовольны кумыкским руководством в Духовном управлении и стремились его взять под собственный контроль. Б. Исаев был смещен с должности, а избранный съездом Совет алимов избрал новым муфтием аварца Саида-Ахмада Дарбишгаджиева, ректора мусульманского университета в Кизилюрте. С тех пор и вплоть до настоящего времени Духовное управление постоянно возглавляется и контролируется аварцами, составляющими согласно переписи 2002 г. 29,4% населения Дагестана. В 1992-1994 гг. отдельными этническими группами Дагестана предпринимались попытки оспорить его авторитет как единого духовного управления и создать этнические духовные управления: кумыкское, даргинское и лакское. 10/ Однако все они оказались неудачными, и в сентябре 1994 г. Духовное управление мусульман Дагестана (ДУМД) было официально признано единственным, законно представляющим интересы дагестанских мусульман.

Большинство дагестанских мусульман исповедует традиционный суннитский ислам шафиитского толка. Местный ислам воспринял глубоко суфизм, который распространен сегодня в Дагестане в виде четырех тарикатов: накшбандия, шазилия, джазулия (ответвление братства шазилия) и кадирия.

В советское время тарикаты находились под запретом, шейхи-суфии были либо репрессированы, либо действовали подпольно. Так же подпольно осуществлялась передача разрешений (изну или иджаза) на распространение того или иного тариката от шейха к ученикам. Часто при передаче изну (иджаза) либо было очень мало свидетелей, либо их не было вовсе. Впоследствии в 1990-е годы это привело к появлению многочисленных шейхов, а так же к взаимным обвинениям шейхов в неправильном получении изну (иджаза) и в том, что шейхи-оппоненты не являются настоящими.

Сегодня самый влиятельный шейх Дагестана - аварец Саид-эфенди Чиркеевский. Он учит по трем тарикатам: накшбандия, шазилия и джазулия. До того, как стать шейхом, он был простым чабаном. Его мюриды (последователи) контролируют Духовное управление мусульман Дагестана, мусульманские радио – и телепередачи, мусульманскую периодику. Хотя среди последователей Саида-эфенди есть представители различных национальностей, но заметно преобладают аварцы. Сращивание ответвления (вирда) Саида-эфенди с Духовным управлением произошло в 1996 г., когда главой ДУМД стал бывший зубной врач Саид-Магомед Абубакаров. Это был неординарный человек, талантливый оратор и проповедник. Он сумел заметно поднять авторитет Духовного управления и превратить его в самостоятельную силу, независимую от властей. Он завершил аваризацию руководства Духовного управления и мечетей Махачкалы, где раньше доминировали кумыки. Если учесть, что в то время в политической жизни Дагестана доминировали даргинцы (председателем Государственного Совета республики был Магомед-Али Магомедов, а мэром Махачкалы – Саид Амиров), аварцы, руководившие Дагестаном всю вторую половину 20-го века вплоть до начала 1990-х гг., получили религиозную сферу в качестве определенной компенсации. Таким образом, с одной стороны С.-М. Абубакаров оппонировал светской власти, добиваясь для ислама статуса официальной религии в республике, а с другой активно и решительно боролся с нараставшим движением мусульманских фундаменталистов, называемых на Северном Кавказе «ваххабитами». В августе 1998 г. машина муфтия была взорвана подложенным под нее фугасом во дворе Центральной мечети Махачкалы, С.-М. Абубакаров скончался на месте. Его убийцы так и не были найдены, но есть основания подозревать в причастности к этому преступлению властные структуры. Как осторожно отмечал бывший секретарь Совета безопасности Дагестана Магомед Толбоев, убийство муфтия было попыткой столкнуть два направления в исламе, сторонников суфизма и фундаментализма «внутренними силами в республике». 11/

Осенью 1998 г. новым муфтием Дагестана был избран Ахмад-хаджи Абдуллаев. Он обладает меньшим авторитетом, чем его предшественник, а поэтому менее независим и более послушен властям. ДУМД по-прежнему фактически подчинено окружению шейха Саида-эфенди, к которому принадлежит и А. Абдуллаев, но ключевой фигурой в окружении шейха, по мнению экспертов, является отец покойного муфтия Хасмагомед Абубакаров. ДУМД не в состоянии контролировать все общины в республике и обладает лишь относительным влиянием. Духовному управлению не удалось создать строгой системы соподчинения, и имамы отдельных мечетей не подчиняются ему напрямую. Местный имам в каждом селении избирается его общиной (джамаатом). В соответствии с мусульманскими традициями ДУМД не вправе и не в силах вмешиваться в этот процесс. И хотя Духовное управление стремится играть в республике роль аналогичную той, которую играет Московская Патриархия в России, ему это не вполне удается. Отношения ДУМДа со светскими властями Дагестана носят достаточно противоречивый характер. Руководители Духовного управления постоянно декларируют отсутствие в исламе разделения между духовным и светским. Они не отрицают в перспективе построения в Дагестане «исламского государства», но говорят об этом скорее в формальном смысле, подчеркивая невозможность этого в настоящее время, «так как сейчас народ не подготовлен». Противостояние «ваххабитам» вынуждает ДУМД вести себя осторожно и поддерживать светскую власть, при этом его лидеры постоянно высказываются за расширение прав мусульманского духовенства и увеличение ему материальной поддержки со стороны государства. На деле ДУМД добивается не столько построения «исламского государства», сколько утверждения ислама в качестве привилегированной, обладающей де-факто официальным статусом религией в Дагестане. Духовное управление выдвигает конкретные требования к властям: выделение средств из республиканского бюджета на хадж в Мекку, объявление выходным днем пятницы, внесение изменений в телевизионное вещание и систему образования. ДУМД постоянно критикует правительство Дагестана за нерешительность в борьбе с «ваххабитами» и определенную терпимость, проявляемую по отношению к ним.

Следует отметить, что при всем вышеизложенном дагестанский ислам плюралистичен. Кроме «ваххабизма», в республике весьма силен альтернативный, не связанный с Духовным управлением суфизм. Среди видных дагестанских учителей суфизма отмечу кумыкского шейха Мухаммеда-Амина Параульского, скончавшегося в июне 1999 г. и оставившего в качестве преемника шейха Мухаммеда-Мухтара, проживающего в поселке Кяхулай в окрестностях Махачкалы, также кумыка по национальности. Мухаммед-Амин и Мухаммед-Мухтар - адепты накшбандийского тариката.

Необходимо сказать о шейхе Тажуддине Хасавюртовском (родом из андийского селения Ашали). Тажуддин пользовался большим авторитетом, прежде всего, среди андо-цезских народностей и вел проповедь трех тарикатов: накшбандия, шазилия и джазулия. 31 июля 2000 г. я ездил к шейху вместе с его сыном Ибрагимом Тажуддиновым. Шейх принял нас хорошо, хотя и был очень болен. Он плохо слышал и был слеп. Мои вопросы на ухо шейху повторял его сын по-андийски. Шейх сделал мне молитву (дуа), держа мои руки в своих. Руки у него, несмотря на возраст, были сильные и горячие. Шейх буквально зарядил меня энергией.

Со своими мюридами шейх работал индивидуально. Во время молитвенного общения шейх и мюриды упирались коленями друг в друга. Тажуддин отрицал коллективную молитву-зикр и настаивал на индивидуальном тихом зикре. Его последователи, в основном, живут в Цумадинском, Ботлихском, Ахвахском и Хасавюртовском районах. После кончины шейха Тажуддина 10 сентября 2001 г. его преемником стал шейх Мухаммед, даргинец из села Новый Костек (Хасавюртовский район). 12/

Самым известным шейхом Южного Дагестана является Сиражуддин Табасаранский. Он получил изну в 1989 г. от накшбандийского шейха Абдуллы, прожившего 115 лет и похороненного в Дербенте в конце 1990-х гг. 12-13-го августа 2000 г. я был гостем шейха Сиражуддина в его родном селении Хурик. 12-го августа в доме Сиражуддина состоялся большой зикр, во время которого громким речитативом повторялось: “Ля илляха илля-л-Лла” (“Нет бога, кроме Бога”). В каком-то смысле зикр напоминал встречающиеся в новых религиозных движениях техники: rebirthing (новое рождение) и крию (индийское дыхательное упражнение и одновременно своеобразную медитацию), - и отчасти хлыстовское радение, судя по описаниям.

Сиражуддин организовал сеть медресе по всему Табасарану и стал настоящим духовным лидером этого края. Он также основал Исламский университет Южного Дагестана, находящийся в Дербенте.

Есть в Дагестане и мюриды накшбандийского шейха Мухаммеда Назима Киприотского, проживающего в Лефке на Северном Кипре, ученика шейха аварского происхождения Абдаллаха Дагестани, большую часть жизни проведшего в Сирии.

Традиционный суфийский ислам в Дагестане выделяется, прежде всего, ориентацией на духовные ценности. Он неагрессивен, и понятие “джихад” трактуется в нем в плане личного стремления верующего к самоусовершенствованию. Мюриды относятся к своему шейху примерно так же, как простые миряне в православии к своему старцу. Вполне определенно можно предположить, что тесная связь мюридов с шейхами лежит в основе глубокой приверженности дагестанского населения своим традициям и своей религиозной практике. До сих пор точно не известно, какой процент мусульманского населения соблюдает регулярно обряды в Дагестане, но, даже если допустить, что эта цифра колеблется между 20-30 % населения, то это будет намного выше, чем в среднем в разных религиях соблюдаются обряды в целом по России. Разумеется, процент активных последователей суфизма еще ниже, но он, очевидно, достаточен для формирования особой духовной культуры, характерной для дагестанского ислама. Как полевой исследователь, в течение 10 последних лет работавший в Дагестане, я могу констатировать, что, вероятно, за исключением Чечни, эта республика является наиболее религиозной в России. К сентябрю 2003 г. в Республике Дагестан было зарегистрировано 1091 соборных мечетей, 558 квартальных мечетей, 16 исламских вузов и университетов, 52 филиала вузов, 141 медресе, 324 примечетных школы. 13/ Согласно последней всероссийской переписи населения 2002 г. все население Дагестана составило 2.576 тыс. чел., из них мусульман было 94,4% (суннитов – 90,1%; шиитов – 4,3%), православных – 4,7%. 14/

Последователи суфизма имеют в Дагестане несколько сотен святых гробниц (зиярат или пир), где совершаются благодарственные молитвы и зикры, раздается милостыня. В 1930-е гг. часть из них была заброшена, но в 1990-е гг. внимание к ним возродилось. В этих гробницах похоронены: арабы-воители за веру 8-11 веков; миссионеры 10-16 веков; мученики (шахиды), павшие в сражениях с «неверными» в 8-начале 20 веков; суфии и мусульманские ученые (алимы) 13-середины 20 веков; юродивые и невинно убиенные, а также безымянные шейхи, имена и заслуги которых забыты. Кроме того, местами паломничества последователей суфизма служат «святые» места доисламского происхождения, интегрированные мусульманской традицией: горы, камни, источники, деревья. 15/

Сегодня главным мотивом современной мусульманской жизни в Дагестане является, на мой взгляд, вспыхнувший в начале 1990-х гг., и до сих пор не прекращающийся конфликт между сторонниками суфизма и фундаменталистами («ваххабитами»).

Рассказ о мусульманском фундаментализме, впервые на Северном Кавказе появившемся в Дагестане, неизбежно выходит за рамки этой одной республики. Исламский фундаментализм на Северном Кавказе не имеет принципиальных отличий от исламского фундаментализма в других регионах мира. Его короткая история началась во второй половине 1980-х гг. Теоретической базой для него послужили классические фундаменталистские труды Хасана аль-Банна, Сейида Кутба, Абу аль-Аля Маудуди и их исторических предшественников: Ибн Теймия, Мухаммеда ибн Абд аль-Ваххаба и других. К середине 1990-х гг. Дагестан стал идеологическим центром фундаментализма, а в испытательный полигон довольно быстро превратилась Чечня.

Исламских фундаменталистов на Северном Кавказе называют “ваххабитами “. Им самим по не вполне понятным причинам этот термин очень не нравится, и они предпочитают называть себя «сторонниками салафии» (возврата к истокам) или сторонниками “ чистого ислама”. Фундаменталисты стремятся к обновлению ислама на основе Корана и Сунны и отрицают все исторические напластования традиционного суннизма, накопившиеся в течение его более чем 1000-летнего развития, поэтому неправильно называть их “традиционалистами”. 16/ Особенно негативно сторонники “чистого ислама” относятся к суфизму, пустившему глубокие корни в республиках Северного Кавказа (прежде всего, в Дагестане, Чечне и Ингушетии). По их мнению, наличие шейха или устаза (наставника) в качестве посредника между Богом и человеком противоречит фундаментальным основам мусульманской веры. Северокавказские фундаменталисты решительно отвергают поклонение “святым местам” (зиярат), возникшее на основе суфийской традиции. Они также выступают за сокращенный ритуал поминовения усопших и считают, что время четырех классических суннитских мазхабов прошло, и в наши дни возможен общий подход к толкованию Корана и Сунны в рамках единого мазхаба. 17/ Интересно, что христианские фундаменталисты также отрицают усложненный традиционалистский подход православных и католиков в толковании Библии, утверждая, что там все ясно и просто. На мой взгляд, для фундаменталистов обеих религий характерен редукционизм (упрощенный подход) к своему религиозному наследию.

Главные учителя и проповедники северокавказского фундаментализма родом из Дагестана. Как и в других идеологических течениях, в нем есть умеренное и радикальное направления. Лидером умеренных фундаменталистов являлся аварец Ахмад-кади Ахтаев (1942-1998), уроженец села Кудали (Дагестан). В 1990 г. на Съезде мусульман СССР, прошедшем в Астрахани, А.Ахтаев был избран председателем Исламской партии возрождения. Позднее он стал лидером умеренной фундаменталистской организации “Аль-Исламия”. На 55-м году жизни он предположительно был отравлен и умер по дороге в мечеть в родном селении. А.Ахтаев был сторонником мирного распространения фундаменталистских взглядов и считал себя мусульманским просветителем. 18/ Среди его учеников немало молодых имамов по всему Северному Кавказу, от Дагестана до Карачаево-Черкесии. Как и многие его единомышленники во всем мире, А.Ахтаев полагал, что «“новый мировой порядок” выбрал себе жертвой ислам, как идею, как образ жизни». 19/ Вместе с тем, он старался противостоять этому мирной проповедью своих воззрений, и в частности организовал медресе в своем родном ауле Кудали. А.Ахтаев также развивал концепцию о взаимной дополнительности ислама и православия в России как евразийской стране.

Лидером радикального крыла северокавказских фундаменталистов стал дагестанец Багауддин Кебедов (1945 г. рождения, сел. Ведено ). 20/ В 1990 году вместе с А.Ахтаевым он был одним из основателей Исламской партии возрождения, имевшей отчетливо выраженную фундаменталистскую направленность. В 1991 году он основал медресе в г.Кизилюрт, расположенном недалеко от Махачкалы. Б.Кебедов проявил себя талантливым проповедником: его аудио- и видеокассеты на аварском и русском языках пользовались большой популярностью не только в Дагестане, но и далеко за его пределами. В отличие от А.Ахтаева Б.Кебедов всегда явно тяготел к общественной деятельности, и он довольно рано начал строить организацию радикальных исламских фундаменталистов, которую он назвал “Джамаат”.

Во время моей поездки в Дагестан летом 1997 года мне удалось встретиться с Б.Кебедовым и послушать его проповедь в мечети Кизилюрта. Багауддин, бывший уже в это время амиром (главой) “Джамаата”, объяснил мне, что пост-коммунистическое правительство Дагестана находится в состоянии “ширка” (язычества или многобожия, приравниваемого к неверию). Регистрация мечетей и общин фундаменталистов, по его мнению, не имеет принципиального значения. “Мы уже зарегистрированы Аллахом, - говорил Багауддин, - мы не хотим брать власть в свои руки, мы хотим, чтобы власть была в руках Аллаха. Для нас географические и государственные границы не имеют значения, мы работаем и действуем там, где это возможно. Дагестан сегодня управляется из Москвы, мы не имеем исламского общества, аналогичного существующему в Чечне. Мы бы одобрили, например, полный запрет на продажу алкоголя, но для нас важнее вера (иман) и единобожие (таухид). В исламском государстве мы хотели бы ввести службу мухтасибов (полицию нравов). Привычку курить и наркоманию мы рассматриваем как харам (то, что запрещено)». Я спросил Багауддина, что он думает о возможной независимости Дагестана. Он ответил, что является приверженцем исламского государства, и это для него принципиально. Состояние неверия (куфр) для него неприемлемо, будь то в составе Российской Федерации или независимом Дагестане. Уже из этих высказываний Б.Кебедова достаточно заметен политический крен в радикальном фундаменталистском подходе. Неслучайно это течение многие исламоведы называют “политическим исламом”. 21/

Во время нашей встречи Багауддин подчеркивал, что ислам – это целостная система человеческой жизни. Следовательно, она не могла не включaть в себя попыток построения “исламского общества и государственности”.

Наиболее успешно подобная попытка была предпринята в селах Карамахи и Чабанмахи Буйнакского района Дагестана. Там в 1997-1999 гг. последовательно реализовывалась программа “Джамаата”. Идеология движения была принята жителями, и местная мусульманская община, соборная мечеть которой находилась в селении Карамахи, превратилась в маленькую “ваххабитскую” республику, форпост фундаментализма в Дагестане (своего рода “независимую исламскую территорию”). Именно поэтому туда стекалась в поисках “чистого ислама” молодежь со всего Дагестана и других республик Северного Кавказа.

20 августа 1998 г. Карамахи и Чабанмахи посетил Сергей Степашин, бывший тогда министром внутренних дел. Им была достигнута устная договоренность с жителями о том, что те могут свободно жить по законам шариата, то есть мусульманского права,22/ при условии соблюдения приличий и взаимодействия с властями Дагестана по всем остальным вопросам. После этого обстановка вокруг сел разрядилась, а карамахинцы стали регулярно приезжать на различные совещания в Махачкалу.

В общине действовала система подготовки “талибан”. Аспирант Института востоковедения РАН Д.Н. в июле 1999 г. учившийся в этой системе и живший в с.Карамахи, описывает ее так:

“Она состояла из двух этапов. Первый - идеологическая подготовка, изучение основ веры, называемая повышением “имана”, ибо тот, кто берет оружие, и не только оружие все должен делать ради Аллаха, и с каждого, придерживающегося каких-либо иных целей, будет суровый спрос в день Страшного суда.

Второй - военная подготовка. “Брат” должен уметь сражаться ради Аллаха… Мы жили по следующему распорядку: поднимались очень рано в половине третьего утра по местному времени (на территории действовало мединское время – на один час назад), делали омовение, где-то в три часа - намаз. После этого мы изучали Коран, учили наизусть суры. В 6 часов утра начиналась физическая подготовка – бег по горам (около 6-ти километров). Как говорили “братья”, “муджахеда (то есть того кто встал на путь джихада или священной войны-М.Р. ) ноги кормят”,”тяжело бегать в горах, зато когда спустимся и пойдем на Махачкалу, будем бегать как джейранчики”… В конце курса нам предстояли экзамены. Каждый из “братьев” должен был к нему выучить 15 сур и ответить на пройденные в течении курса вопросы. Продолжительность обучения была три недели. Только сдавшие этот экзамен допускались ко второй части – военной подготовке, включавшей в себя рукопашный бой, стрельбу из различных видов оружия, начиная от пистолета и кончая зенитными установками, тактику боя, в том числе в условиях горной местности”. 23/

Из приведенного мною пространного описания видно, что учебный процесс у радикальных фундаменталистов был самым тесным образом связан с военной подготовкой. Такой подход объясняется в значительной степени концепцией джихада (священной войны). Идея джихада была сформулирована еще в Коране: “ Сражайтесь с врагами вашими на войне за веру, но не нападайте первые: Бог ненавидит нападающих. Убивайте врагов ваших везде, где найдете их; изгоняйте их оттуда, откуда они изгоняли вас. Отступничество хуже убийства. Не сражайтесь с ними у святого храма, разве только они вызовут вас. Если нападут на вас, - купайтесь в крови их. Такова награда неверных. Если покинут заблуждение свое – Господь снисходителен и милостив. Сражайтесь с врагами, доколе нечего будет бояться соблазна, - доколе не утвердится ислам. Да прекратится всякая вражда против покинувших идолов. Ваша ненависть да воспламеняется только против превратных. Если нападут на вас в священном месте, - и в священном месте воздайте им тем же” (Сура II,186-190). 24/.

Анализируя этот отрывок, известный русский философ и религиовед Владимир Соловьев справедливо отмечает: “При всей ожесточенности тона в этом воззвании, слова : “ сражайтесь с врагами, доколе нечего будет бояться соблазна, - доколе не утвердится ислам “ - ясно показывают, что священная война была для Мухаммеда религиозно- политической мерой, временно необходимой, а никак не постоянным религиозным принципом.” 25/ Вместе с тем, определенные элементы этого коранического высказывания позволяют его трактовать в более радикальном и воинственном духе. Впоследствии, особенно у суфиев, понятие “джихада” одухотворилось. Его стали понимать как внутреннее самоусовершенствование на пути к Аллаху. Возникло представление о четырех типах джихада: джихада меча, джихада сердца, джихада языка и джихада руки. 26/ Попытка возврата к жесткой концепции джихада была чревата опасными последствиями.

Еще в период Первой чеченской войны Б.Кебедов пришел к идее о необходимости “малого джихада”, имея в виду участие в боевых действиях против федеральных сил.27/ Позднее, уже в Гудермесе (Чечня), куда перебрались лидеры Джамаата в конце 1997 г., спасаясь от преследований в Дагестане (Багауддин назвал это “малой хиджрой” по примеру “большой хиджры” Мухаммеда), 25 января 1998 г. был принят “Манифест “Джамаата” к мусульманам мира”, в котором положение между “Джамаатом” и пророссийским руководством Дагестана объявлялось “военным со всеми вытекающими из этого обстоятельствами”. 28/

Разумеется, можно говорить о притеснениях радикальных фундаменталистов («ваххабитов») в Дагестане, но их реакция на это регулярно оказывалась неадекватной. Так, в результате столкновения между “ваххабитами” и мусульманами-традиционалистами в селе Карамахи 12-14 марта 1997 г. радикалы убили нескольких своих оппонентов. 23 декабря 1997 г. они напали на российскую военную часть в Буйнакске.29/ Идеологи радикалов в 1997 г. резко выступили против лидера умеренного фундаментализма А. Ахтаева, которого они обвинили в религиозном невежестве, а его сторонников - в запугивании инакомыслящих. 30/

В годы Первой чеченской войны (1994-1996) у радикальных фундаменталистов сложилось военное крыло, лидером которого стал уроженец Саудовской Аравии Хаттаб. 31/ Он родился 1969 г. в Араре на севере королевства. В 1987 г. он отправился в Афганистан, где проходил подготовку в тренировочном лагере под Джелалабадом. Позднее он принял участие в боях у Джелалабада, Хоста и при штурме Кабула. В начале 1990-х гг. Хаттаб участвовал в боях в Таджикистане на стороне исламской оппозиции. Однако позднее он отказался принимать участие в столкновениях между муджахедами в Афганистане, расценив этот конфликт как братоубийственную смуту (фитна). В эти годы Хаттаб (об этом он говорил в одном из своих интервью) встречался с Бен Ладеном, который не был тогда руководителем “аль-Каиды”. Позднее он перебрался в дагестанское селение Карамахи, где женился на местной девушке. В начале 1995 г. Хаттаб переехал в Чечню. С августа 1995 г. его отряд стал входить в состав Центрального фронта вооруженных сил Чеченской Республики – Ичкерии под командованием Шамиля Басаева. Наиболее известной операцией его отряда стала атака на бронеколонну 245-го мотострелкового полка в апреле 1996 г. рядом с сел. Ярыш-Марды. В результате этой акции погибло 95 военнослужащих федеральных сил.

После окончания Первой чеченской войны Хаттаб организовал на территории Чечни несколько военно-тренировочных лагерей, где проходили военно-диверсионную подготовку, прежде всего дагестанцы и чеченцы, но также представители других мусульманских республик России. Опорные лагеря Хаттаба находились в районе селения Сержень-Юрт и озера Кезенойам. В апреле 2002 г. Хаттаб скончался во время чтения отравленного письма, переданного ему внедренным в его отряд агентом ФСБ. Настоящее имя Хаттаба – Самир ас-Сувейлим – стало известно только после его смерти. Сам он называл себя Хаттабом из-за особого почитания второго праведного халифа Омара ибн аль-Хаттаба. 32/

К началу 1999 г. радикальный фундаментализм превратился в значительный фактор политической дестабилизации не только в Дагестане, но и в соседней Чечне. Все предыдущие годы радикалы получали серьезную финансовую поддержку из международных мусульманских источников.

В настоящее время радикальный исламский фундаментализм превратился в революционно-повстанческую идеологию, во многом заменившую марксизм. Так, Гейдар Джамаль, один из наиболее заметных российских идеологов радикального фундаментализма и один из создателей Исламской партии возрождения в России, отмечал в своем интервью “Moscow Times” 16 ноября 2001 г., что «сегодня ислам выступает не как религия в традиционном секуляристском понимании этого термина, но как всеобъемлющая политическая идеология, защищающая слабых и угнетенных». 33/

Поздней весной 1999 г. Конгресс народов Дагестана и Чечни, организация, созданная летом 1997 г. “ Джамаатом” и рядом других экстремистских партий и групп, провозгласила Шамиля Басаева амиром Армии Освобождения Северного Кавказа, его первым заместителем стал Хаттаб.

Начиная с конца мая 1999 г. и в течение июля столкновения на дагестано-чеченской границе происходили почти ежедневно. Радикалы пытались найти в ней слабое место, чтобы начать вторжение в Дагестан. В конце концов, такое место было найдено - Ботлихский район, где часть аварского населения (села исторического общества Технуцал) оказала содействие муджахедам, которые в первой половине августа 1999 г. заняли ряд сел Ботлихского района, провозгласив там создание Исламской Республики Дагестан. Премьер-министром исламского правительства был назначен Сиражуддин Рамазанов, родственник покойного А.Ахтаева.

Большинство населения района отнеслось к силам вторжения враждебно. Андийцы, у которых с чеченцами давние противоречия по поводу летних горных пастбищ, закрыли для прохода муджахедов 4 горных перевала, важнейшими из которых являются Харами и Риквани. 34/

Муджахедам не удалось даже взять Ботлих, стратегический пункт, открывающий путь в долину Андийского Койсу. Большинством местных жителей джихад со стороны Чечни был воспринят как явная чеченская агрессия, а в ее отражении активно участвовали не только федеральные силы, но и местные ополченцы. Жители четырех андийских сел (Анди, Гагатль, Риквани и Ашали) на сельских сходах приняли решение о сопротивлении радикалам. Это было продиктовано как приверженностью андийцев традиционному суфийскому исламу, так и их органическим неприятием “ваххабизма”. 35/ Женщины в Ботлихе кормили российских солдат как собственных детей. Такого никогда не было и не могло быть во время Первой войны в Чечне. Муджахеды потерпели поражение и вынуждены были отступить в Чечню. В основном, это были дагестанские “ваххабиты”, члены “Джамаата”.

Воодушевленные успехом федеральные и дагестанские власти организовали карательную операцию против ”ваххабитской республики” в селах Карамахи и Чабанмахи. Операция началась в ночь с 28-го на 29-е августа 1999 г. В результате двухнедельной осады сел оба они были практически полностью разрушены, значительная часть жителей погибла, но костяк оборонявшихся во главе с Джаруллой Раджбаддиновым вышел из окружения в окрестные леса. 36/

Вскоре после окончания акции села Карамахи и Чабанмахи посетила группа правозащитников из “Мемориала”. Один из них А.Соколов в своей публикации по итогам поездки отмечал, что “сторонников ваххабизмма” в этих, давно уже зажиточных селах было около 10-20 %, остальные придерживались традиционного ислама. Эти люди оказались беззащитными перед настойчивостью религиозных экстремистов, объединенных в одну организацию и готовых на насилие ради буквальной реализации религиозных догм”. 37/

На мой взгляд, А.Соколов прав, когда “ваххабитов”, имея в виду под ними “Джамаат”, он называет “религиозными сектантами”. Действительно, “Джамаат” имеет все характерные признаки тоталитарной секты, а выход из состава “Джамаата” влечет для осмелившегося на это весьма опасные последствия: организация жестко следит за единством и количеством своих рядов. 38/

Анализируя деятельность “Джамаата” в Карамахи и Чабанмахи, А.Соколов писал: “В результате к лету 1999г. “ваххабиты” стали полностью контролировать жизнь этих двух сел. Организованный “ваххабитами” шариатский суд стал наказывать палками не только за употребление спиртных напитков, но и за участие в антиваххабитских мероприятиях в столице республики. И тот же шариатский суд, видимо из религиозной целесообразности, приговорил человека близкого к руководству “ваххабитов”, лишь к 10-летнему изгнанию из села за бытовое убийство”. 39/

В начале сентября 1999 г., чтобы помочь “Джамаату” сел Карамахи и Чабанмахи, Басаев и Хаттаб вторглись в Новолакский район Дагестана. Их отряды ехали на “Камазах” по шоссе в сторону Хасавюрта и были остановлены лишь в 5 км от города. Если бы они ворвались в Хасавюрт, ситуация в Дагестане могла бы стать критической: в эти дни вокруг Махачкалы уже начинали рыть оборонительные окопы. В Хасавюрте муджахеды вполне могли бы рассчитывать на поддержку чеченцев-аккинцев, составляющих свыше трети населения города. Судя по ряду признаков, в составе отрядов, вторгшихся в Новолакский район, преобладали чеченцы. В результате попытка начать джихад в Дагестане была воспринята как агрессия, организованная экстремистскими кругами в Чечне.

В принципе идея джихада или газавата, как он обычно назывался на Северном Кавказе, не чужда дагестанскому сознанию. Особенно она жива среди аварцев, но так же даргинцев, лакцев, чеченцев-аккинцев. Все предыдущие пять имамов, самым известным из которых был знаменитый имам Шамиль, были аварцами. Аварскому сознанию практически невозможно признать, что очередным имамом может быть чеченец, а именно на это в какой-то степени претендовал амир Шамиль Басаев. Для дагестанского сознания его образ, по сути дела, лишал идею имамата и “исламского государства” всякой привлекательности, дегероизировал ее.

В сентябре 1999 г. Народное собрание приняло закон, официально запретивший «ваххабизм» на территории Дагестана, сотни «ваххабитов» были арестованы. В первые годы после поражения джихада августа-сентября 1999 г. движение радикальных фундаменталистов было серьезно ослаблено и, даже казалось, сошло на нет. Но постепенно кризисные явления в республике вновь стали нарастать.

Коррупция продолжала разлагать местную власть. «Эскадроны смерти» пророссийского лидера Чечни Рамзана Кадырова начали систематически терроризировать жителей сел приграничного с Чечней Хасавюртовского района, примерно начиная с 2003 г. Вероятно, все это содействовало тому, что «ваххабитское» сопротивление оправилось от понесенных потерь и постепенно снова окрепло. Вооруженные группы радикальных мусульман («ваххабитов») сегодня регулярно появляются в окрестностях столицы Дагестана Махачкалы, и в частности в густых зарослях, расположенных в нависающей над Махачкалой горе Тарки-тау. В этой связи невольно задаешься вопросом: почему стали нарастать кризисные явления, и обстановка в республике приобретает тревожный и непредсказуемый характер?

По-видимому, чтобы ответить на этот вопрос, нужно иметь в виду, что, оставаясь частью России в административном смысле, Дагестан в культурном отношении является частью мусульманского мира. Ислам здесь был силен и в советское время, а после развала Советского Союза интерес к религии, по крайней мере, удвоился. В республике традиционно был распространен суфизм, поэтому, начиная с 1990-х гг., власти подкармливают и поддерживают культ суфийского шейха Саида-эфенди. По мнению многих дагестанцев, этот шейх – прямой ставленник дагестанской власти, выращенный, вероятно, не без помощи спецслужб. Наряду с этим в республике, с начала 1990-х гг. нарастает интерес молодежи к так называемому ваххабизму. В нем молодые люди видят альтернативную модель жизни, отрицающую коррумпированный режим, утвердившийся сегодня в Дагестане. В Махачкале все чаще можно встретить молодых женщин, носящих хиджаб, а молодые ребята уходят в отряды радикально настроенных мусульманских повстанцев. 40/ Молодежь недовольна отсутствием социально-экономических перспектив в республике, массовой коррупцией властных структур и верит, что радикальный ислам («ваххабизм») в состоянии изменить ситуацию к лучшему. Наиболее заметным и ярким идеологом «ваххабизма» в последние годы был Ясин Расулов, аспирант Дагестанского государственного университета. По его мнению, «вторжение на территорию Дагестана «Исламской Армии Кавказа» (в августе-сентябре 1999 г. – М.Р.) с целью установления шариата, уничтожение шариатского анклава Кадарской зоны (общины сел Карамахи и Чабанмахи – М.Р.) и сегодняшние карательные акции властей против приверженцев «ваххабизма» – это продолжение исторической традиции противостояния российских властей и оппозиционно-вооруженного ислама на Северном Кавказе. Сотрудничество официально-лояльного духовенства с властями и силами Министерства внутренних дел выглядит логичным и закономерным явлением в рамках этой же традиции, продолженной новой Россией». 41/ Ясин Расулов был убит 10 апреля 2006 г. в Махачкале в ходе одной из регулярных спецопераций местного МВД. 42/ Еще раньше, в июле 2005 г. в Махачкале был убит руководитель дагестанской организации «ваххабитов» «Шариат» Расул Макашарипов. Сегодня военное крыло движения возглавляет Раппани Халилов. Его отряды входят в качестве Дагестанского фронта в общее объединение вооруженного сопротивления на Северном Кавказе во главе с президентом Чеченской Республики-Ичкерия Докку Умаровым. Это не означает, на мой взгляд, что дагестанские подразделения «ваххабитов» являются лишь филиалом, полностью зависимым от чеченцев, скорее можно говорить о существенном совпадении интересов в настоящее время и объединении сетевого типа.

В 2005 г., особенно весной и летом, повстанцы-«ваххабиты» в Дагестане активизировались: они убивали милиционеров и отдельных министров, взрывали поезда. Очевидно, что покушение на министра внутренних дел Дагестана А. Магомедтагирова и убийство прокурора Буйнакска Б. Битарова, совершенные 8 августа 2006 г. на Талгинском шоссе под Махачкалой, свидетельствуют о наличии разветвленного вооруженного подполья. Возникает вопрос: каковы перспективы этого движения? Может ли оно привести к падению существующего в Дагестане режима или превратиться в многолетний фактор нестабильности наподобие партизанских движений, существующих во многих странах Латинской Америки? Пока сложно ответить достаточно определенно на этот вопрос, но второй вариант мне представляется более вероятным. Ясно одно: «политический ислам» все увереннее заявляет о себе на Северном Кавказе, и вряд ли его удастся остановить исключительно полицейскими мероприятиями. Вероятно, помог бы снять напряжение переход к открытому внутримусульманскому диалогу в республике и осознание Духовным управлением наличия плюрализма мнений среди дагестанских мусульман.

Отзывы о статье

Неправильный код защиты!

Имя E-mail Город Защита ( в коде используються только заглавные латинские буквы и цифры от 1-9) Текст

Смайлики :-)

Alazan, Zakatala, Alazan[STOP_SPAM]mail.ru 2007-02-26 12:13:10

Дорогой Анди, на мой взгляд, ты в чём-то прав, но ничего плохого в национальном нет. В деградации и ассимиляционных процессах, которым в определённой стпени подвергнуты ныне горцы, повинен именно религиозный космополитизм. Религия - это сила Нации крист

АНДИ, , 2007-02-07 15:46:45

Самое отвратительное в этой статье это то, что пытются придать какой то национальный окрас религиям. Тот же Имам Шамиль не говорил что он аварец, так же Мухаммед Ярагский не говорил что он лезгин. И шейхи Табасаранские, или какие то еще, которые берут в у

Страницы: 1 | Все